Обычный рейс

— Сруб обнаружили, — улыбнулся академик. — Понимаете, за китом-то сруб оказался, — словно по секрету сказал Афанасий Васильевич и вдруг громко вскрикнул: — А вот это! Вы только поглядите на это! — Старик, прищурившись, уставился на Низовского. Выждав мгновение, он положил ему на ладонь несколько кусочков металла неровной формы. Словно зубилом вырублены, не правда ли? — допрашивал он. — А? Ну, то-то… Именно вырублены! Потому и рубль называется… Это действительно рубленые монеты!

— Монеты? — вскричал Низовский, соскакивая с койки и подхватывая упавшие было колчан и стрелы. — Монеты? Каких же времен?

— Времен Дмитрия Донского, голубчик! Дмитрия Донского… Куликовская битва, батенька!..

— Да это почище живого мамонта! — взволновался молодой человек.

Узнав эту историю, я не удержался и отправился на бот «Норд».

Я видел и академика Бондарева и Низовского. Они показывали мне чудесные находки, я держал в своих руках древние русские монеты, найденные на арктическом острове.

Академик, поглаживая бороду, говорил серьезно, чуть косясь на своего молодого помощника:

— Александр Львович сделал на острове Ледяном открытие особой важности. Его находки доказывают, что русские много сотен лет назад бывали в Арктике, открыли ее, охотились здесь на китов, вели торговлю, имели что-то вроде факторий. Тут исконная наша земля. — И академик посмотрел в круглый иллюминатор, через который виднелся низкий берег и суровое, свинцовое море. — Поднимать буду через Географическое общество вопрос. Давно пора стирать с арктических карт лишние иностранные имена. Не мало полярных земель и в Антарктике и в Арктике открыты нами, русскими… Это исконные наши места.

Я простился с учеными.

— А как же мамонты? — спросил я тихо Низовского.

— Я все равно буду их искать, — также тихо ответил мне Низовский.

Но старик обладал тонким слухом. Он улыбнулся и сказал:

— Он найдет, непременно найдет. Он специально для этого к вам на "Георгия Седова" перебирается. Хочет проверить, не забрался ли какой шалопай мамонт на Холодную Землю.

Мне было приятно, что знакомство с Низовским не кончается.

Ученые проводили меня до трапа.

МЕДВЕЖЬЕ ГОРЕ

Во второй половине сентября, в небывало позднее для плавания в Арктике время, "Георгий Седов" поднял якорь и снова вышел на Большую дорогу Северного морского пути. Но вскоре он резко свернул к северу. У него был свой маршрут — к "Земле самой северной", как называл этот архипелаг мой новый знакомый, доктор географических наук Валентин Гаврилович. Он сел к нам на острове Диком вместе с научной экспедицией, которая должна была исследовать архипелаг.

Состояние льдов в западном секторе Арктики было для нас исключительно благоприятным. Собственно говоря, льдов долгое время не было совсем, кругом расстилался безбрежный океан. Сильно покачивало. Наконец мы дошли и до льдов.

Когда корабль вошел в лед, качка мгновенно прекратилась. Пассажиры выбрались на палубу. Выглянуло солнце и показало нам удивительные неповторимые краски, очень тонкие и нежные. Мне сказали, что они здесь никогда не бывают яркими. Белые поля расступались, образовав зеленоватые озера, тихие, как заводи.

Но вскоре солнце исчезло. Нас окружила мутная тьма. Видимость, как говорят моряки, пропала. Корабль вошел в полосу чистой воды и сплошного тумана.

Недаром так не любят моряки это море. Бури и туманы.

— Уж лучше бы льды, — говорил Борис Ефимович.

В довершение всего вещи в каютах ожили. Корабль валило с борта на борт. Я с трудом открыл дверь в каюту. Мой чемодан вырвался из-под койки и вместе со стулом носился по каюте. Графин выскочил из гнезда на полке и разбился.

Словом, был полный разгром.

Палуба уходила из-под ног. По ней было удобнее ползать, чем ходить, она напоминала скат крыши, угол которого все время менялся.

И вот при такой качке в непроглядном тумане наше судно третьи сутки осторожно бродило близ "Земли самой северной". Капитан искал архипелаг, но в то же время боялся неожиданно наткнуться на него или на айсберги, в изобилии плывшие от островов.

Трудное дело — определиться в тумане. Солнце или звезды не показывались ни на минуту. Радиопеленг из бухты Рубиновой словно издевался над капитаном. После каждой проверки корабль оказывался за несколько десятков миль от меридиана бухты Рубиновой.

— Бухта Рубиновая в центре архипелага, — объяснил Борис Ефимович. Радиоволны искажаются береговыми скалами.

Прежде мне никогда не приходилось слышать об этом явлении. Несмотря на прекрасное навигационное оборудование, корабль и теперь в большой мере зависел от искусства капитана.

Туман был очень густой. Небо словно висело на мачтах, и до самой дальней из видимых волн можно было добросить спасательный круг.

Я и Валентин Гаврилович, высокий, жилистый, с обветренным лицом и рассеянными голубыми глазами, стояли на палубе, прижавшись спинами к пароходной трубе. Было тепло, как у печки.

Вдруг неясная громада появилась из тумана.

— Право на борт! — послышался тревожный голос штурмана Нетаева.

— Еще право! Еще право! — закричал он.

Хлопнула дверь капитанской каюты.

— Медведь, — спокойно сказал географ.