Иван как раз заканчивал обрабатывать ранки на шее совсем мелкого пацаненка, едва ли не первоклассника. Мальчишка был словно из какой-то детской книжки – большеглазый, длинношеий, с растрепанными светлыми волосами, тихо сидел на медицинской кушетке, склонив голову набок, чтобы доктору было удобнее осматривать его шею. В общем – сплошное умиление, а не ребенок. По жизни, похоже, он был совершенно заводной, баламут и егоза, кошмар родителей и головная боль педагогов. Но сейчас, под заклинанием, мальчик сидел тихо, почти не моргая, и слушал доктора.
– И тогда ты вцепился Лене в шею и исцарапал до крови, – говорил Иван. – А она в ответ вцепилась тебе и тоже исцарапала. И учительница отвела вас в кабинет к доктору. Вы помирились. Учительница сказала, что если родители будут жаловаться, то вас обоих выгонят из школы – и Лену, и тебя. Пластырь!
Иннокентий подал пластырь. Увидел меня, вздрогнул, кивнул.
Иван ловко заклеил мальчишке шею и хлопнул по спине:
– Беги в класс. Учительница тебя ждет.
– Царапины? – с сомнением спросил я, пожимая Ивану руку.
– Укусы все поверхностные. – Иван пожал плечами. – Я бы даже сказал, что в большинстве случаев артерии и вены не были проколоты, пара капель капиллярной крови, и все… Я еще чуть-чуть подзатянул ранки, теперь можно списывать на детскую потасовку.
– Значит, кусали их не ради крови, – сказал я.
– Ну да. Кусали ради укуса. – Иван вздохнул. – Безумие какое-то… Я могу чем-то помочь?
– Мне нужен список всех укушенных, – сказал я. – Фамилия-имя-отчество. Желательно – в том порядке, как их кусали.
– Ну, ты усложняешь. – Иван покачал головой. – Ну… Попробую. Судя по местонахождению укушенных, вампир шел от дверей, периодически заходя в классы и кусая то детей, то учителей… Дай мне полчаса-час.
Я кивнул.
– Да не вопрос. Скинь мне список на мобильный, ладно? И еще – я заберу Кешу.
– Если он не против. – Иван посмотрел на парнишку. – Спасибо за помощь.
– Вам спасибо, дядя Иван, – ответил Кеша, стягивая халат. – Было интересно.
За годы, прошедшие с того момента, когда я его впервые увидел, Иннокентий Толков сильно изменился. Когда я его увидел первый раз, это был катастрофически толстый, потрясающе некрасивый и плаксиво-истеричный ребенок. Ну, бывают такие дети, что уж говорить.
Сейчас Кеше было четырнадцать. Он был почти ровесником Нади, но учился на класс младше. Он оставался полным, наверное, это навсегда, но уже не столь несуразно толстым – вытянулся и «перерос». Некрасивость его тоже никуда не делась, но каким-то удивительным образом переплавилась в то, что женщины смущенно называют «по-мужски красив». То есть понятно было, что красавцем он никогда не станет, но бабы на него заглядываться будут. Такой казус очень часто бывает с актерами, особенно русскими и французскими…
Ну и о плаксивости больше вспоминать не стоило. Очень серьезный, собранный парень. Очень взвешенно говорящий.
Пророк!
– Буду, – сказал он, подходя ко мне и протягивая руку.
– Что «буду»? – спросил я, здороваясь.
– Мороженое. Вы же хотели спросить, буду ли я мороженое? Мороженое, зимой – конечно, буду!
Я засмеялся.
– Кеша! Вульгарные предсказания – это не твой профиль. Ты пророк.
– Ну так вульгарный предсказатель и не сможет предсказать слова Высшего, – отпарировал Кеша. – Пойдемте, дядя Антон, я знаю рядом хорошую кафешку.
– А почему ты не спрашиваешь, как там с Надей дела? – укоризненно спросил я, пока мы шли по двору школы.
– Зачем? Я знаю, что с ней все в порядке.
Я тоже взял себе мороженого и чашку кофе. Кафешка была несетевая, уютная, здесь даже делали свое мороженое в итальянском стиле – мягкое, с фруктовыми наполнителями. Мне сладкого не хотелось, я пил кофе. Иннокентий с явным наслаждением поглощал фисташковое мороженое – похоже, он не часто себе позволял такую калорийную пищу.
– Ты сам-то помнишь пророчество? – спросил я.
– Нет. – Он поморщился. Это явно был неприятный момент – пророки редко запоминают то, что говорят. – Но я потом его прослушал, – Кеша облизнул ложку и начал цитировать: – Пролито не напрасно, сожжено не зря. Пришел первый срок. Двое встанут во плоти и откроют двери. Три жертвы, на четвертый раз. Пять дней остается для людей. Шесть дней остается для Иных. Для тех, кто встанет на пути, не останется ничего. Шестой Дозор мертв. Пятая сила исчезла. Четвертая не успела. Третья сила не верит, вторая сила боится, первая сила устала.
– Все верно, – сказал я. – Поможешь расшифровать?
– Почему я, дядя Антон? – искренне удивился Кеша. – У меня опыта совсем нет. Уровень вроде как высокий, но я же только учусь.
– Потому что я тебе доверяю. Потому что ты однажды выдал очень и очень важное пророчество. Потому что мы друзья. Потому что тебе нравится Надя.
Кеша слегка смутился. Не покраснел, не начал отводить глаза, но смутился. Однако ответил достойно:
– Мне очень нравится Надя, дядя Антон. И мне кажется, я ей тоже нравлюсь. Мы хотели с вами об этом поговорить. Через пару лет.
Я вздохнул. Почувствовал, что теперь моя очередь смущаться… И хорошо бы не покраснеть!
– Давай через… Э… Года через четыре-пять… Может, даже лучше шесть.