Обыкновенная биография

Высоченный, ширококостный и немного полноватый, неторопливый, необыкновенно трудолюбивый и исполнительный. Добродушное скуластое лицо с тенью застенчивости, слегка приподнятые брови и небольшой заострённый нос, на котором часто появляется испарина.

Вася в сотый раз с увлечением рассказывает мне про свою Фели. Я делаю вид, что слушаю его, а сам думаю — как хорошо, что мы вместе. Мы в училище не были друзьями, а здесь не захотели расставаться.

Наше подразделение прочно заняло первое место по боевой и политической подготовке, организации занятий, быту и самодеятельности.

Никто больше не говорит, что «банда Вульфовича — это сборище анархистов с радио-архаровцем во главе».

Комбат мне поручает занятия с офицерами по топографии, радиосвязи, и я в день командирской учёбы провожу показательные занятия во взводе.

Приезжает генерал. Он между прочим ругает меня за небольшие неполадки и потом говорит, усаживаясь в «Виллис»:

— Ну, что ж, заниматься нужно т а к, а воевать ещё лучше.

На партсобрании рассматривают заявление о приёме гвардии лейтенанта Вульфовича Теодора Юрьевича кандидатом в члены ВКП/б/. Комбат профилактически пропесочивает вступающего и заканчивает коротко:

— Я за.

— Прошу поднять руки (голосуют члены партии).

— Кто воздержался?.. Против?… Нет.

Принят единогласно.

Трудами Васи Лысикова закончено составление проекта устава и норм поведения будущего содружества.

Начинаем постатейное обсуждение проекта. Учтены пожелания членов.

«Содружество гвардии офицеров» для краткости и благозвучия будет называться «ГОС» — «Гвардейское Офицерское Содружество».

Учтено и записано всё и составлен даже ориентировочный план субботних вечеров на ближайший месяц.

Литературные вечера, вечер песни, взаимопомощь, создание денежного фонда помощи особо нуждающимся родным и близким в тылу, безусловное уважение тех немногих женщин, которые имеются в части, и помощь им в организации быта, прогрессивная система штрафов за ругань в зависимости от числа присутствующих и наличия женщин, широкая демократия, свобода критики и борьба за честь разведбатальона.

Три раздела устава озаглавливаются тремя лозунгами, они же пароль:

. Мщение и смерть немецким захватчикам.

. «Смелость, смелость и ещё раз смелость».

. «Никогда, никогда не унывай».

В субботу после обеда начинают сходиться будущие члены содружества. Первым приходит адъютант штаба Василий Курнешов. Директор подмосковного детдома, худой, строгий, всегда подтянутый и опрятный, он заученным срезающим движением приглаживает реденький пробор, здоровается церемонно и смотрит на часы:

— 15.00 ровно, а между тем… Как вы на это смотрите? — обращается он ко мне. Он всем говорит «Вы».

Врывается командир танкового взвода Иван Белоус и плюхается на кровать. Техник МТС из Белоруссии, он самый обыкновенный. Очень любит рассказы «из художественной литературы» и с чувством поёт протяжные белорусские песни.

— Разрешите? — Спрашивает парторг батальона.

Это Валентин Хангени. Нанаец с Камчатки, директор средней школы. Маленький, юркий, стремительный, всегда с шапкой на затылке и папкой, набитой бумагами. Он воюет с 1941 года и весь увешан медалями «За боевые заслуги». Мы всегда шутим над ним:

— Ну как же, правительство учитывает национальные особенности. Знает, что без серебряного перезвона нанаец не нанаец.

— Валя, через год все фрицы оглохнут на нашем участке фронта.

Он смеётся заразительно щедро, показывая ряд белоснежных зубов.

Шутки шутками, а три медали за боевые заслуги в 1941 и 42 годах — это не шутка.

В шуме и хохоте незаметно вошёл Зайдаль Лейбович — инженер автомобилист из Минска. Его красивое умное лицо почти всегда серьёзно. Он редко смеётся, чаще улыбается. Он подолгу останавливает свой взгляд на лицах, и его глубокие тёмные глаза с постоянной поволокой грусти, обрамлённые непрерывной чёрной линией бровей, кажется, проникают в самые сокровенные тайны твоей души. К нему всегда приходят за серьёзным советом. Все родные Зайдаля погибли в Минске. Осталась только жена. Она латышка из Риги и сейчас живёт в Москве. Ему 32 года, а влюблён он в свою «маленькую девочку» как пылкий юноша. Когда мы остаёмся вдвоём, он только о ней и говорит…

— Ростов-город, Ростов-Дон,
Синий звёздный небосклон… 

— доносится песня.

С шумом и хохотом залетают ростовчане — командиры броневзводов Борис Токачиров и Андрюша Родионов. В прошлом заядлые джаз-болельщики и завсегдатаи танцплощадок, они до сих пор всё ещё не остепенились и млеют у радиоприёмника, как только услышат джазовую мелодию.

— Что вы визжите, как недорезанные? — урезонивают ростовчан.

Курносое и лукавое лицо Андрюшки с трудом принимает серьёзное выражение, он изрекает:

— Бурух Мурдухович! — так он зовёт своего земляка — нет, ты скажи этому иезуиту, что мы сейчас слышали! Нет, ты скажи! Это же сказка … шихиризадницы!

И Бурух Мурдухович, захлёбываясь, начинает:

— Тэд, понимаешь… включаем рацию, и такой фокстрот, ты себе представить не можешь, что-то неописуемое, ну, шедевр музыкальной мировой культуры…