– Так я же не знаю… что говорить.
– Но ведь ты же командир! Ты и должен придумать.
– Кто командир? – удивился Виктор.
– Ты.
– Почему я?
– Потому что, когда мы сюда летели, ты был командиром, значит, когда мы летим отсюда, ты тоже должен быть командиром. – И, перехватив недоуменный взгляд Виктора, пояснила: – Но у тебя же опыт. Ты же знаешь, как это делается. Вот я, например, совершенно не представляю, как это – командовать…
– Ладно. Спрошу, – кивнул Виктор и обратился к роботу: – Скажите, а как вы определили, что нам лететь еще пять часов?
– Так составлена программа.
– А если случится что-либо непредвиденное?
– Непредвиденное тоже запрограммировано. В программе нет только катастрофы. Но для катастроф программ и не требуется.
В роботе, видно, что-то прогрелось и поэтому стало на свои места, он говорил совершенно правильно и убийственно точно.
– А кто же нам сообщит эту программу? – допытывался Виктор, постепенно понимая, что серебряные люди, кажется, дали им неплохого спутника.
– Она вложена в приборы и в автопилот. Кое-что знаю я. – Робот подумал и сообщил: – Я советую передвинуться поближе к пульту. По расчету времени, хвостовая часть корабля должна уже проаннигилировать.
Валя тревожно взглянула на Виктора:
– Что он говорит?
– Он говорит, что часть нашего корабля в полете сократится, проаннигилирует, и поэтому нужно приблизиться к пульту: наверное, помещение уменьшится.
– Этак мы окажемся прямо в космосе, – опасливо протянула Валя и первая пересела в кресло за пультом.
– Ну и что? – усмехнулся Андрей. – Летели же мы в сплошной невесомости? И тут справимся.
Уверенность всегда хороша, и потому неприятное предупреждение робота несколько померкло.
– Словом, получается так, что нам, всем троим, и делать нечего? Да? Все запрограммировано, все продумано?
– Не знаю, как получается, – словом, программа правильно составлена, – сухо ответил робот.
– Ну вот. – Виктор обратился к Вале: – Сама видишь – командиру делать нечего, и я перейду на положение рядового путешественника. Кстати, а есть ли на корабле какие-нибудь обзорные люки? Скучно же лететь вот так… почти вслепую.
– Люки задраены. Экран дает полную информацию. Следите. – Робот сказал это явно недовольно. Ему, кажется, начинали надоедать эти несмышленые пассажиры, для которых созданы все условия безопасного путешествия, а им и того мало.
И как раз в это время экран стал стремительно светлеть, как бы наливаться опасным ослепительным светом, а по кораблю пронесся первый приступ еще мелкой, словно примеривающейся дрожи. Похоже, корабль наткнулся на какое-то препятствие и старательно преодолевал его.
Валя тревожно посмотрела на Виктора. Тот взглянул на робота. А робот, как и положено хорошо запрограммированной машине, молча ждал приказаний. Мыслить он мог. А вот чувствовать – ему не дано…
Между тем с кораблем творилось нечто непонятное. Впрочем, как и с его пассажирами: их непреодолимо тянуло к пульту и тела стали наливаться тяжестью. Виктор подозрительно спросил у робота:
– Появились космические перегрузки. Гравитационные перегрузки. Почему? Что делать, чтобы их избежать?
– Космических перегрузок быть не может. Корабль гравитационно отцентрован. Не может быть и состояния невесомости. Все продумано.
Но у ребят стали отвисать челюсти и вытягиваться лица. Говорить становилось все трудней. Впрочем, как и дышать. А роботу – хоть бы что! Он стоял непоколебимой грудой умного металла, спокойно опустив свои руки-клещи, руки-манипуляторы. Хоть бы глаза у него были, чтобы можно было заглянуть в них… Но робот был хорошо продуман и скомпонован: ничего лишнего.
А корабль стал гудеть и дрожать все сильней, и свет на экране все усиливался. Несмотря на перегрузки, Андрей понял, что происходит нечто не совсем понятное, и побледнел, точнее, посерел. Валя умоляюще смотрела на Виктора, и он, перехватив этот взгляд, понял, что нужно что-то придумывать. Но придумать ничего не мог. Ведь он, в сущности, очень мало знал корабль, слабо разбирался в том, что с ними происходит. Ясно было только одно: корабль теряет скорость, он словно увязает в чем-то непонятном.
Виктор с надеждой посмотрел на ослепительный экран, мгновенно прикинул все, что он знал о программе полета и технических данных корабля, и кое-что понял: корабль наткнулся на мощный световой поток. Причем не просто поток, а встречный поток.
До сих пор световые потоки были боковые, попутные, скользящие, всякие-всякие. А этот шел прямо в лоб корабля. И корабль, двигающийся со скоростью, близкой скорости света, очутился как бы перед барьером: он не мог переступить, пробить этот лучащийся поток. Хуже того. Раз свет летел точно в лоб, значит, чтобы удержаться и не развалиться, корабль должен был сбавить скорость по крайней мере вдвое.