Читаем Обыкновенная война полностью

– Пока знаю совсем немного, ОМОНовцы пережрались и почему-то решили взять наш эшелон под свой контроль и обыскать его. Мы отказались выполнить их требования. И тогда они захватили в плен Прохорова. Наши офицеры поднялись и схватились врукопашную с ОМОНовцами и отбили назад Прохорова. А почему стрельба по всей станции идёт – никто не знает….

Неожиданно началась стрельба в районе группы двухэтажных жилых домов, которые находились напротив офицерского вагона и мы с Игорем тут же быстро перебрались вдоль вагона в ту сторону и залегли под передним тамбуром, направив автоматы на освещаемое пожаром пространство. Я повернул голову к Чуватину, чтобы у него что-то спросить и увидел, как из сливной трубы туалета, под которой лежал Игорь, ему на спину потекло говно. Резко откатился, чтобы меня не обрызгало и, не удержавшись, засмеялся. Надо же, кругом стрельба идёт, в любой момент может начаться бой, а кому-то срать захотелось: то ли от страха, то ли время пришло естественных надобностей. Но Игорю было не до смеха, он возмущённо и обиженно что-то прокричал и вскочил на ноги. Какой тут бой? Завертелся на месте, пытаясь заглянуть себе на спину, потом как-то жалобно замычал и рванул в вагон разбираться с «серуном». Я смеялся, но недолго, так как внезапно осознал, что остался на позиции один, а на меня прёт из-за домов человек десять с автоматами в руках.

– Стой! Кто идёт? Стрелять буду. – Заорал я, чуть не сорвав голос.

– Свои, свои…, не стреляйте. Я командир ОМОНа.

Действительно, это были ОМОНовцы: – Где старший?

Показал автоматом на вагон и вслед за ними залез тоже. Не задерживаясь в офицерском вагоне, ушёл к себе, где меня уже потеряли мои офицеры. С юмором рассказал о сложившейся обстановке не только офицерам, но и солдатам, чем немного снял напряжение. Солдаты и офицеры зашевелились, заулыбались, послышались шутки и смех. А убедившись, что здесь всё в порядке, снова вышел в тамбур, где увидел Серёгу Ершова. Он открыл обе двери тамбура для сквозного прохода и курил.

– Боря, – засмеялся Сергей, увидев меня, – сейчас у нас в вагоне сидит ОМОНовский командир, чуть не ревёт. У него весь отряд пережрался спиртом, спьяну им везде мерещатся духи и они лупят из автоматов во все стороны. Сейчас договариваются, чтобы быстрей наш эшелон выпустить со станции, а то он боится, что у нас от пьяной стрельбы пострадавшие будут.

Мы засмеялись, и в этот момент перед нашим тамбуром остановились два ОМОНовца. Сказать, что они были пьяны – значит соврать. Что ну…, очень пьяны – значить грубо исказить правду. Они были в том счастливом состоянии, когда суровая реальность переставала существовать, когда все люди были братьями, когда человек существовал в своём выдуманном и прекрасном мире…. И вот появляются два пьяных идиота, для которых существуют только они и трёхлитровая банка спирта, которую они прямо лелеют в руках. Есть ещё какие-то досадные препятствия, которые надо преодолевать: в данный момент крутые ступеньки тамбура, и сам тамбур, куда надо залезать, а руки были заняты банкой.

С громким, металлическим лязганьем, бросив к нашим ногам пулемёт, как обыкновенную палку, один из них: с воловьем упорством, пыхтя и тяжело сопя, стукаясь всеми частями тела обо всё возможное, забрался в тамбур. Мы паралитически тряслись в немом смехе, а ОМОНовец, в упор не замечая нас, поворачивается и нежно, с воркующей дрожью в голосе обращается к напарнику: – Петро, подай мне сюда банку….

– Семён, только осторожно…, – с любовью в голосе отвечает другой и как величайшую драгоценность, бережно передаёт Семёну банку. Потом, глядя сияющими глазами на ёмкость с «огненной водой», срываясь с лестницы, при этом разорвав штанину новенького камуфляжа до паха, Петро карабкается в тамбур – к банке. В том же порядке, упорно не замечая нас, Петро почти на брюхе сползает из тамбура на землю уже с другой стороны вагона, при этом что-то ещё с треском отрывается от его новенького обмундирования, но он этого не замечает. Протягивает руки и принимает банку со спиртом. Семён также, со значительным ущербом для своей формы выпал из тамбура на землю, и о чём-то воркуя, забыв пулемёт, менты стали удаляться к своим вагонам. Мы с Сергеем ржали как сумасшедшие и Ершов, первый справившийся со смехом, сдавленно прокричал им вслед.

– Мужики, а пулемёт вы нам оставляете?

Петро и Семён в недоумении переглянулись и тупо уставились на нас, пытаясь понять – Кто мы такие и вообще откуда появились? Мы закатились в новом судорожном приступе смеха. Казалось, что даже в холодном, ночном воздухе было слышно, как тяжело и со скрипом ворочались пьяные мысли милиционэров. Но всё-таки какой-то пятьдесят седьмой мозговой уровень, ещё не залитый до конца алкоголем, помог вспомнить, что у них помимо банки со спиртом был и пулемёт.

– Петро, ну что ж ты так, – с отеческой укоризной произнёс Семён.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза