Обыкновенная война

И грязь, фантастическая грязь. В жизни не видел такой грязи и такого «высокого» качества. Сказать, что она жидкая и упругая, липкая и скользкая – это, значит, ничего не сказать. Много в своей жизни ходил по грязи, но здесь пришлось заново учиться ходить по ней. Если идти по ней нормально: то есть, ставишь ногу на всю ступню, а потом, когда перенёс тяжесть на другую ногу, начинаешь отрывать стопу от земли – сначала каблук и затем остальная стопа, то так через десять минут ходьбы останешься без каблуков и подошв. Так сильно она засасывает. Поэтому тут нужно ходить другим способом – поставил ногу в грязь, делаешь шаг вперёд и переносишь тяжесть на другую ногу. Потом не отрываешь стопу от земли, а просто скользишь стопой по самой грязи, но постепенно и одновременно, плавно чуть отрываешь каблук от поверхности и стопой продолжаешь скользить по земле, одновременно всё больше и больше, в скольжении, отрываешь каблук и за тем всю стопу из грязи. Только таким образом можно спасти свою обувь и сэкономить силы. Землю в лагере техникой до того размесили, что грязь стала глубиной по колено. И ходить было возможно лишь только, когда проедет машина – по колее. И то быстро – пока она снова не затянется. В связи с этой грязью вспомнились два эпизода. У командира полка разболелись зубы, выскочил здоровенный флюс. Петров вызвал к себе начпрода Арушуняна: – Саша, достань на складах чеснока, говорят, хорошо помогает от зубной боли. Заколебался я с ней….

Арушунян быстро смотался на продовольственные склады, где достал сетку ядрёного чеснока. С ним я встретился, когда он с сеткой направлялся в салон командира. Он идёт по одной колее, я бреду навстречу по другой. Оба балансируем в узкой и глубокой колее, которая медленно затягивается глянцевой грязью. Тут Сашка внезапно поскользнулся, резко взмахнул сеткой, чтобы восстановить равновесие и стал валиться на правый бок, а в правой руке сетка с чесноком. Вот на неё-то он и попытался опереться, но утонул в грязи ровно наполовину туловища. Когда он встал оттуда во весь рост, то одна половина туловища как у циркового клоуна в ровном, толстом слое грязи, а вторая абсолютно чистая и сухая. В правой руке вместо сетки – огромный ком грязи. Конечно, мне было смешно, но Сашке было не до смеха, он крепко выругался по-армянски, потом по-русски и уныло побрёл мыться и приводить в порядок чеснок.

На следующий день солдат из третьего батальона, чтобы избежать боевых действий, выстрелил себе в задницу. Его несут на носилках в медицинский пункт полка два солдата. Несут его по этой немыслимой грязи, им то самим тяжело идти, а тут ещё нести самострельщика. Несут злые. Ну и промахнулись мимо медпукта, выйдя к моей батарее. Когда я им показал, куда надо идти, и когда они поняли, что им надо нести эту сволочь на двести метров дальше – они озлились ещё больше. От неосторожного движения раненый слетел с носилок и выпал в грязь: упал и сразу же погрузился в неё. И из грязи теперь торчала только голова раненого, который плакал – плакал от унижения, боли и бессилия что-либо изменить.

Тут ещё сегодня ночью в палатку РМО кто-то зашёл и из автомата расстрелял спящих солдат. Четыре человека были убиты сразу, а двое скончались по дороге в госпиталь. Правда, о смерти этих солдат никто не жалел, так как они оказались наркоманами и сволочами, которые терроризировали всю роту материального обеспечения, отказывались выполнять приказы командиров и начальников. Приехали по этому поводу из прокуратуры утром следователи, начали проводить расследование. Конечно, я не присутствовал при этом разговоре, но как мне рассказали люди, которые об этом знали: командир вызвал к себе следователей и сказал, что о смерти этих солдат никто не жалеет, что это ублюдки, сволочи и наркоманы. Об их безобразиях он знал, но за всей текучкой, не успел предпринять каких-либо действий, считая, что командир подразделения в состоянии справиться с ними. Да он знает, кто их расстрелял, да об этом знает половина полка, но командир его сдавать не будет. Чтобы прекратить уголовное дело, командир согласен подать их как боевые потери и представить посмертно к медали «Суворова». Следователи с этим согласились и уехали.