Обыкновенное зло

– Не надо, спи, – бросила Ынчжу и поторопилась к выходу.

Вскоре подъехало такси. Машина мчалась по району, разрезая прохладный утренний воздух. Когда она подъехала к больнице, солнце еще не взошло из-за крыш. По освещенной дороге изредка проезжали машины. Уличные фонари выглядели такими холодными и безмолвными, будто они что-то знали, но не собирались говорить. Ынчжу пыталась этого не замечать. На вопрос об угрозе жизни полиция ничего толком не ответила. Неужели надо готовиться к худшему? Если состояние критическое, Хосон может умереть.

Смерть. Смерть. Смерть…

В это мгновение в ее голове возникло два других имени: Кан Инхак и Пак Чонги. Живые мертвецы, появившиеся в ее жизни, когда все только наладилось. Что означает их смерть? Они умерли от рук Ли Ынчжу. Их семьям точно так же позвонили утром из больницы, чтобы сообщить эти страшные новости.

Только не это! Она попыталась отбросить мрачные мысли. Не время поддаваться угрызениям совести. Их все равно не вернуть. Но и полностью избавиться от чувства вины она не намеревалась. Если ее муж жив, то в какой-то мере даже полезно сейчас испытать такие чувства. Но если его жизнь в опасности, стоит признать, что это расплата за ее грехи. Главное, чтобы он был жив. Тогда до конца своих дней она будет винить себя за их смерть, втайне молиться о прощении, замаливать свои грехи. Но если с мужем что-то случится…

Что будет с детьми? Они ни в чем не виноваты.

– Нам нужно говорить лишь то, что мы видели. Мы с тобой точно видели того мужика. Нож? Я не видел ножа. Другие ребята тоже не видели, чтобы Чхольсын ходил с ножом. Я уверен. Это был нож преступника.

Кихён говорил тихо, но уверенно. Значит, он убеждал того, с кем разговаривал. Говорил, что никогда не видел ножа. Это точно значило обратное. На следующий день Ынчжу залезла в телефон сына. В списке вызовов остался только один номер. Она интуитивно поняла, что Кихён звонил своему однокласснику Тхэсону. Входящих сообщений не было. Экран с пустой вкладкой сообщений выглядел жутким и холодным, как беспросветная тьма. Ынчжу долго смотрела в темный экран, словно пытаясь найти стертое текстовое сообщение.

В темноте промелькнуло лицо Тхэсона, рядом с ним Кихён. Ынчжу знала, что сын боготворит своего друга. Но когда она забирала их из полицейского участка, заметила, что от его преклонения не осталось и следа. Скорее, они даже поменялись местами. Почему Кихён стал таким уверенным? Что все-таки произошло той ночью?

Ынчжу опять попыталась отбросить все мысли в сторону и тяжело выдохнула. Таксист посмотрел на нее в зеркало заднего вида и прибавил газу. Машина подъехала прямо к больнице. Она рассчиталась с водителем и, не забрав сдачу, поспешила к воротам. Подбежав к первой попавшейся медсестре, Ынчжу спросила о муже, та позвала следователя. Он повел ее по коридору.

От ламп, висящих на потолке на равном расстоянии друг от друга, исходил ослепительный свет, и доносился слабый запах свежей краски. Ботинки Ынчжу скрипели, словно она шла по снегу. Ее взгляд был устремлен далеко в конец коридора, туда, где линии дверей и ламп сходились в одну точку – настолько далеко, что коридор казался бесконечным. Она хотела дойти до этой точки и узнать, что там находится.

Но следователь, который шел впереди, остановился на полпути. Затем открыл дверь в одну из палат и зашел внутрь. На вид она была самой обычной, там еще пахло свежей краской, а в углу стояла кровать, застеленная белой простыней. За ее спиной закрылась дверь. Следователь подошел к краю кровати и приподнял белую простыню.

Морщинистое лицо, покрытое пигментными пятнами. В уголках губ осталась засохшая каша, а на руке, которую аккуратно положили на живот, вздулись и потемнели вены, будто кровь застыла в них навсегда. Ынчжу показалось, что она услышала вздох, который никак не мог вырваться из его приоткрытых губ и которому суждено остаться в этой холодной тьме рта, в оковах зубных имплантов навсегда.

Ынчжу едва заметно улыбнулась и обернулась на следователя. Она почувствовала долгожданное облегчение. Все кончено, этим немыслимым перипетиям пришел конец. С ее глаз спала пелена.

Хосон часто рассказывал о дне их первой встречи. Они познакомились в студенческие годы на одной из посиделок студкружка. Ынчжу тогда встала и запела. Та песня занимала особое место в сердце Хосона, и, хотя она пела не очень хорошо, именно в тот момент он влюбился в нее. Эти воспоминания были такими же романтичными, как и он сам. Муж описывал это как сцену из фильма – низкий чувственный голос Ынчжу заполнил весь университетский бар восьмидесятых, смешавшись с едким запахом корейского рисового вина, сигаретным дымом и тяжелыми тенями от желтых ламп накаливания.