Обыкновенные девчонки (сборник)

Все ее мускулы работали настойчиво, упрямо, умело. Вот когда пригодилось ей спортивное мастерство! Вот зачем нужно было так долго тренироваться там, на водной станции солнечного Днепра! Все, чему Гуля училась в жизни, теперь пригодилось ей, словно все ее детство, вся юность были только подготовкой к этим суровым боевым испытаниям.

И Гуля доплыла.

На берегу (этот берег, восточный, был пологий, плоский, не то что крутой западный) она разомкнула окоченевшие у нее на шее руки бойца. Он сполз на землю и тяжело перевел дух.

— Ну вот мы и добрались, — сказала Гуля и, достав из санитарной сумки фляжку, влила несколько капель водки в помертвевшие губы раненого. — Выпей, согрейся!

Она пристроила его на первую попавшуюся санитарную повозку, а сама, едва передохнув, вернулась опять к берегу…

Не одну жизнь спасла Гуля за эти четверо суток, не один раз переплыла она Дон, переправляя раненых с одного берега на другой под непрерывным обстрелом.

Но не думала Гуля в эти грозные дни и ночи, что со временем приказ по 214-й дивизии, подписанный командиром Бирюковым, о зачислении Марионеллы Королёвой почетным красноармейцем 780-го стрелкового полка будет храниться в музее.

Не думала Гуля, что ее работа в бою, которую она считала только работой, будет признана подвигом.

«Во время боевых действий эта бесстрашная комсомолка спасла жизнь 100 бойцам и командирам. В период переправы через Дон товарищ Королёва переправила на восточный берег, оказала первую помощь и отправила в санчасть 60 бойцов и командиров».

Перейдя Дон, дивизия заняла оборону восточного берега.

В придонских степях

Широко раскинулись придонские степи с холмами и перелесками. Если бы не война, здесь бы одуряюще пахло в эти дни полынью, мятой, душистыми степными травами. Слышалась бы в высоком безоблачном небе трель жаворонков. Спокойно синели бы эти озера — Круглое озеро, озеро Кривое, — и мирно текли бы донские воды между высоким, крутым западным берегом и пологим восточным.

А теперь в степи пахло дымом. Вздымались черные столбы минных разрывов, авиационных бомб, артиллерийских снарядов. То и дело с новой силой раздавалась трескотня ружейной и пулеметной стрельбы и стрельбы из автоматов. И, куда ни посмотришь, все изрыто окопами, ходами сообщений, везде высятся холмики блиндажей, свежие насыпи могил.

«Много за это время пережито, много перевидано, — писала Гуля отцу, сидя в землянке. — Деремся здорово. Бойцы проявляют прямо невиданное геройство. Много потеряно боевых товарищей, друзей, но от этого еще сильнее ненависть к врагу. Если останусь жива, попробую написать книгу о героических защитниках Дона.

Только что над нами разыгрался воздушный бой. Наши молодцы здорово пускают перья фашисту. На днях разведчики привели одного фашистского летчика, сбитого в бою.

Скоро опять пойду на передовую. Сейчас пишу тебе, а все мысли там, около наших ребят, где идет бой. Я сейчас от них километрах в пяти.

Знаешь, папа, ничего нет приятнее, чем собраться всем вместе после жаркого боя и в минуту передышки немного поболтать и пошутить. Если бы не головная боль, я бы еще утром ушла на передовую, но очень уж сильно голова болит. Есть у немцев миномет, он подражает нашей «катюше». Так вот, снарядом его меня и оглушило. Примерно метрах в 15 от меня ухнул, а может, и ближе. Но ты не беспокойся, все пройдет…»

Гуля писала и, держась за голову, покачивалась. Боль становилась все нестерпимей. Но говорить об этом кому-нибудь из товарищей не хотелось. Еще отправят, чего доброго, в медпункт.

В одну из тех недолгих передышек, о которых писала в своем письме Гуля, собрались в землянке после боя усталые, запыленные люди.

Один из них, с медным от загара лицом, с русыми, выгоревшими от солнца волосами, бывший шахтер, а теперь разведчик, Семен Фролович Школенко, раскуривая цигарку, неторопливо рассказывал, как он недавно ходил в разведку.

— Утром вызывает меня комбат и говорит: «Языка достать надо». — «Есть! — отвечаю. — Достану». Собрался, как полагается, автомат проверил, положил в сумку гранаты — простые и противотанковые — и пошел.

Школенко рассказывал, как он пробирался к немцам — где ползком, по-пластунски, где пригибаясь, стараясь держаться густого кустарника, а Гуля слушала и думала:

«Вот как надо в разведку ходить! Одной храбростью не обойдешься…»

И затаив дыхание она слушала рассказ о том, как незаметно подкрался к немцам наш разведчик, как убил противотанковой гранатой шестерых, сидевших на земле, а седьмого, который стоял на посту, обезоружил и привел в штаб.

Не прошло и нескольких часов, а Школенко получил новое задание: на этот раз от полкового командира.

«Очень уж допекают нас немецкие минометы, — сказал он. — Надо узнать, где они стоят». — «Узнаю, — ответил Школенко и спросил: — Одному пойти или с кем-нибудь?» — «Как хотите», — ответил командир. «Один пойду! — сказал Школенко. — Уже ходил, дорогу знаю».

Поел, покурил, перемотал портянки, проверил автомат и пошел. Вернулся вечером, а с ним — семнадцать красноармейцев. Обросшие, окровавленные, босые, еле-еле на ногах держатся.