Обжигающая страсть

Он несколько раз снова связывался с Хельгой, они очень мило и непринужденно болтали о том, о сем, но как только Степан заводил разговоры о девушке, Хельга замолкала или, в лучшем случае, отшучивалась, уверяя, что ей ничего не известно о нынешней жизни взрослой дочери.

— Ну, вы же знаете, Степан Николаевич, какие сейчас дети пошли! — наигранно отбивалась она, грустно причмокивая в телефонную трубку. — Такие самостоятельные, такие независимые и деловые, что родителей уже ни в грош не ставят.

Кравцов чувствовал, что Хельга играет с ним, но никак, конечно, не мог догадаться, что женщина лишь строго выполняет инструкции, которые дала ей из Питера дочь. Он не мог знать, что каждый раз после его звонка Хельга подробно, слово в слово, рассказывала Лолите содержание их разговора, стараясь не упустить даже такие мелочи, как тембр и интонация кравцовского голоса.

Он ничего этого не знал и продолжал тихо грустить о своей Любви, не теряя, впрочем, ни на одно мгновение надежды вернуть девушку.

Он не понимал, откуда у него это чувство, но он знал — Лолита будет его. И очень скоро…

А пока по вечерам его любимым занятием было следующее: он ложился на диван, ставил себе на грудь единственную фотографию девушки, которая у него была, — снимок «Поляроидом» в таллиннском парке у стен Вышгорода, которую сделал какой-то фотограф-любитель, и курил, разглядывая милые ямочки на щеках, прекрасные волосы, любимые губы, задорные кошачьи глаза и великолепные белоснежные зубы.

Он часами мог лежать на диване, пуская дым в потолок и вглядываясь в любимый образ, как будто спрашивая ее: «Где ты? С кем ты? Помнишь ли ты меня? Вернешься ли ты ко мне?»

Иногда ему казалось, что Лолита со снимка подмигивает ему, и Кравцов тихо улыбался в ответ, довольный тем, что она помнит и любит его.

По счастливой случайности, а может, и по воле того самого провидения, которое так много случайностей создало в последнее время в жизни Степана и Лолиты, в ту самую субботу Кравцов решил не пойти на работу, хоть немножечко позволить себе отдохнуть.

С утра он сходил на почту, забрал, как обычно, целую связку газет и журналов, и полдня провалялся на диване, что-то читая, что-то просматривая, а что-то сразу выбрасывая в стопку макулатуры.

Внезапно ему показалось, что кто-то позвал его. Позвал таким знакомым, до боли родным голосом, что Кравцов вскочил с дивана, странно и дико оглядываясь по сторонам.

В комнате, естественно, никого не было, и Степан Николаевич выбежал в коридор, решив, что, вероятно, не закрыл дверь, возвращаясь с почты.

Но замок был в порядке.

И вдруг он отчетливо понял, чей это был голос.

Его звала Лолита.

Как сумасшедший, пробежал он по квартире, заглянул даже в туалет и в ванную и, никого не найдя, обессиленно опустился на диван.

Подперев подбородок руками, он устало закрыл глаза, и в голове мелькнула ужасная мысль: «Наверное, я уже потихоньку схожу с ума! Не хватало только галлюцинаций и миражей! Не хватало белых коней, влетающих в закрытую форточку!»

Но зов вдруг повторился, и Кравцов почувствовал, как волосы на голове у него зашевелились. Степан Николаевич не был суеверным человеком, но ощущение присутствия Лолиты было слишком отчетливым, слишком сильным.

И тогда он все понял.

Он подошел к столу.

Прямо на него, улыбаясь, с фотографии смотрела Лолита. Она подмигивала и говорила ему что-то, но он не мог расслышать, что. Она обещала и предсказывала что-то, но ему не слышны были ее слова.

Он только почему-то чувствовал, что обещания, слетавшие с губ Лолиты на фотоснимке, были светлыми и приятными.

Он взял фотографию, вернулся к дивану и улегся, поставив карточку на груди.

Он смотрел на нее долго и внимательно, и вдруг начал говорить. Говорить громко, чтобы девушка там, под стенами старого замка, услышала его:

— Лита, милая, где же ты?.. Понимаешь, прошло слишком много времени. У меня уже кончаются силы, я устал ждать тебя. Я начинаю терять веру, надежду, что когда-либо увижу тебя. А так жить, жить без тебя в сердце, я не смогу.

Чтобы уйти от всех, требуется очень мало времени, на удивление мало. Я много путешествовал по жизни, прежде чем нашел себя, нашел тебя…

Что делает нас такими, какие мы есть? Это невозможно понять, невозможно узнать…

Мы отдаем себя любви, потому что она дает нам хоть какое-то представление о том, что понять совершенно невозможно. Все остальное — не имеет ни малейшего значения, в конце концов.

Есть только ты, есть только я. Между нами — любовь. И между нами — расстояние. Одно из этих понятий в формуле — лишнее. Должна остаться только любовь.

Вернись, Лолита!

Я жду тебя!..

Ему показалось, что девушка на фотографии снова подмигнула ему. И, чтобы лучше рассмотреть изображение, он встал, подошел к окну и откинул легкую гардину, подставляя фотографию под яркие лучи солнца.

Вот, сейчас он увидит, слышит ли она его. Сейчас он почувствует, отзовется ли она!..

И в этот момент в дверь позвонили.

Кравцов вздрогнул и, медленно-медленно переставляя ноги, пошел открывать.