Марин знал: фотография сделана два года назад, когда Рейчел было четырнадцать. С тех пор волосы у нее успели отрасти до плеч, а тело приобрести соблазнительные изгибы.
— Ну, не знаю. По-моему, очень милая. — Он протянул руку. — Я доктор Марин. Мы с твоим папой вместе работаем.
Рука у девочки оказалась чуть влажной. Судя по свисавшему у нее с плеча посудному полотенцу, от воды и мыла, а не от пота.
— Не знаешь, когда твой папа вернется? Мне надо ему кое-что сказать, это очень важно.
— Может, через часок.
Не слишком уж много времени, однако тут уж ничего не поделаешь. Хотя Марин был уверен, что полностью уничтожил весь научный комплекс «СТД», но, без сомнения, кто-нибудь из людей уцелеет. Строго говоря, он вполне допускал, что большинство охранников, дежуривших по периметру, живы и в ясном сознании. Правда, у них нет быстрого выхода на Прайса — только верхние чины знали, как связаться с ним дома или в машине, но они-то как раз будут не в состоянии ни с кем связываться. Конечно, нельзя быть твердо уверенным — однако в том-то и состояла часть всей забавы.
Марин чуть-чуть нахмурился. Это возымело желаемый эффект.
— Может, войдете, доктор Марин? Если вы немного посидите, то наверняка дождетесь его…
Он сделал вид, что колеблется.
— А знаешь, наверное, и в самом деле так поступлю.
— Так вы и правда настоящий доктор? — спросила она, ведя его за собой через вестибюль в просторную гостиную. Джинсы на девочке изрядно потерты, так что на попке уже стали совсем белыми. Под тоненькой белой футболкой просвечивал лифчик, но Марин невольно задумался, а так ли этот лифчик нужен для столь маленькой груди.
— Если я верно понял твой вопрос, то нет. Я физик.
Рейчел повернулась к нему с грацией гимнастки — он знал, что она и занимается гимнастикой.
— Правда? Кошмар какой!
По лицу Марина снова расползлась улыбка — на сей раз почти даже искренняя. Открытая непосредственность и бьющая через край энергия Рейчел просто завораживали. Внезапно он осознал, что никогда не общался толком с девочками ее возраста. Даже когда он преподавал, в его классы приходили только после двадцати.
— Кошмар? Почему это?
— У меня завтра контрольная по физике. А я ни в зуб ногой. Всемирное тяготение. Черные дыры. Прошу прощения, но кому все это нужно?
Марин показал ей на ноги:
— Вот тебе, например. Земное тяготение не дает тебе разбить макушку о потолок.
Она снова состроила гримаску. Судя по всему, тема была еще более болезненной, чем даже фотография на столе у отца.
— Разреши. — Марин взял у нее с плеча полотенце. — Тяготение — это легче легкого. Иди сюда, я сейчас тебе покажу.
Он постелил край полотенца на стол, придавив его тяжелой вазой с фруктами, чтобы не сваливалось.
— А вот тут подержи.
Девочка повиновалась и, взяв другой край полотенца, туго натянула его.
— Допустим, полотенце — это космос. Представила?
— Ага, — кивнула она.
— Отлично. — Марин взял из вазы яблоко и положил его в центр полотенца. — А яблоко — планета, ладно?
— Ага.
— Смотри, что получается. — Он положил виноградинку на край полотенца, и они вместе смотрели, как она скатывается в углубление, образовавшееся от яблока. — Вуаля! Вот тебе и тяготение. Представь это в трех измерениях, вот и все.
Рейчел некоторое время еще смотрела вниз. А потом вдруг улыбнулась:
— Только и всего? А черная дыра?
— Тоже проще простого. Что, если бы это яблоко стало в десять раз больше и весом в тысячу фунтов? Что бы получилось?
— Ну, наверное, разорвало бы дыру в полотенце.
— В чем?
— То есть в космосе.
— А что бы сталось с виноградинкой?
— Выпала бы в дыру.
— Совершенно верно.
Девочка обдумывала услышанное.
— Но куда она попадает? Ведь куда-то должна?
— Очень умный вопрос, — промолвил Марин, искренне впечатленный. — Не знаю куда. Может, в другую Вселенную? Ну что, сойдет?
— Да-а. Думаю, вполне…
— Рейчел! С кем это ты там разговариваешь?
Донесшийся сверху женский голос временно разбил чары, навеянные на Марина этой прелестной полудевочкой-полудевушкой.
— Это твоя мама?
Рейчел кивнула.
— Может, поднимемся и поболтаем с ней?
Глава 58
Режущие глаза вспышки встречных фар словно бы идеально вписывались в ритм пульсирующей головной боли. Виски ломило. Ричард Прайс повернул голову так, чтобы видеть только правую сторону дороги, и вел машину, руководствуясь лишь периферийным зрением.
Шесть часов! Шесть часов позерства, улещиваний и бесконечных объяснений не привели ровным счетом ни к каким результатам.
Каждый раз, высидев на очередной долгой и томительной встрече, он уходил, говоря себе, что хуже некуда. И каждый раз ошибался.
Сначала это был просто типичный военный маразм: чванливые «избранники народа», которых заботливые папеньки избавили от военной службы — даже не читавшие материалы, которые приносил для обсуждения Прайс, — указывали ему, откуда ждать следующей угрозы Америке и как от нее лучше всего защититься. Ну разумеется, их стратегии никоим образом не были связаны с патриотическим пылом, зато определялись исключительно тем, что та или иная оборонительная система, которую они предлагали, разрабатывалась в их штатах.