Обжигающий виски (ЛП)

Вероятно, неправильный вопрос, чтобы его задавать. Но все же мне любопытно. Я видела все телевизионные шоу и фильмы, как и половина населения мира, и в большинстве из них байкеров изображают в роли этих холодных, страшных убийц. Конечно, я знаю, что это не реальная жизнь, но часть её должна была быть создана из какой-то правды. Даже если это только немного.

– Не могу говорить о клубном бизнесе с тобой, дорогая, но да, иногда это становится опасным. Это просто часть нашего мира. Это также одна из лучших частей. Хорошо знать, что у тебя есть группа людей, всегда прикрывающих твою спину. И свобода не отвечать перед всем остальным миром – это чертовски здорово.

– Да, – вздыхаю я, скрещивая ноги под собой. – Это было бы чудесно.

Глаза Маверика устремляются на мои загорелые ноги и короткие хлопковые шорты, в которых я нахожусь. Его челюсть сжимается, он встречается со мной взглядом снова, и я клянусь, что могу чувствовать напряжение, горящее в нем.

– Я, эээ, смотрела несколько эпизодов «Сына анархии», – признаюсь я, пытаясь унять дрожь в голосе. – Вот на что это похоже?

Он смеется.

– Это вымышленная версия, но некоторые части, да, я думаю, что это похоже.

Я хмурюсь.

– Вы действительно называете своих подруг или жен «Старухами»?

Его улыбка становится больше. Ямочки на щеках. Вздох.

– Да, но это термин нежности, веришь ты этому или нет.

Я сморщила нос.

– Вполне.

– Да. Они имеют высочайшее уважение. Никто пренебрежительно не разговаривает и не оскорбляет чью-либо Старуху. Никогда. Если только ты не хочешь, чтобы твое лицо было задето ботинком ее Старика.

Я киваю, впечатленная, и слегка улыбаюсь при этой мысли.

– У тебя есть Старуха?

Он поднимает брови.

– Дорогая, я не обманщик. Я бы не сидел здесь, смотря на твои ноги и задаваясь вопросом, как бы они обернулись вокруг моих бедер, если бы у меня была Старуха.

Я вспыхнула и дёрнулась, совершенно шокированная его словами.

– О-о-о, – заикаюсь я. – Верно. Ладно. – Дерьмо, что мне сказать? – У тебя когда-нибудь была Старуха?

Тупой вопрос. Конечно, нет. Или она все еще есть у него.

Его лицо поникает, и темнота затуманивает глаза. Тьма, которая говорит о глубокой боли и сожалении.

О. Мой.

У него была Старуха, но судя по боли на его лице, у него больше её нет. Мое сердце болит, и во мне горит любопытство. Что с ней случилось? Она мертва? Она жива? Она оставила его и разбила его сердце? У него есть дети? Так много вопросов. Так много я не могу спросить, потому что сейчас явно не время для того, чтобы напирать.  

– Была, но я не хочу обсуждать это.

 Его голос грубый и рваный.

 Мое сердце наполняется болью за него.

– Я понимаю, – говорю я. – Есть ли у тебя семья в клубе?

– Мой брат – президент.

– О, вау, – говорю я заинтригованно. – Вы двое близки?

– Близки, как братья могут быть.

 Я улыбаюсь.

– Это так мило.

– У тебя есть братья и сестры?

Я качаю головой.

– Нет. Только я. У моих родителей больше никого не было после меня. Я не совсем уверена, почему.

– Твои родители еще живы? – спрашивает он, слегка поворачиваясь ко мне.

– Да, они живы, но... я не говорю с ними так много, как следовало бы.

– Почему нет?

Я усмехаюсь.

– Так много вопросов.

Он подмигивает мне. И мое сердце делает много глупостей в моей груди.

– Я думаю... я не знаю... Я стала известной и, ну, я немного обиделась на них. Я отдалилась. Я как бы обвинила их в том, что они поставили меня в центр внимания. Они подтолкнули меня к этому.

– Ты не хотела петь? – спрашивает он, потирая щетину на своем подбородке и заставляя меня желать пробежаться по ней пальцами.

– Нет, я хотела. Я любила петь. Просто это был не тот путь, по которому я хотела идти. Я хотела взять на себя их ранчо и проводить дни, управляя им и разводя лошадей. Глупая мечта, но все же мечта.

– Это не глупо. Нет ничего плохого в том, чтобы знать, чего ты хочешь. Ты все еще могла бы сделать это, не так ли?

Я качаю головой.

– Сейчас я владею ранчо; я выкупила его у них, когда они решили переехать поближе к городу. Я плачу людям, чтобы они распоряжались и жили на нём. Когда я возвращаюсь домой, я остаюсь в маленьком коттедже, в котором мы обычно устраивали гостей. Я люблю быть там. Это мой дом. Это моя страсть. Но у меня нет времени на это. Даже когда я не гастролирую, я записываю альбомы или пишу песни. Всегда есть что-то, что нужно сделать. Моя жизнь никогда не останавливается.

Он изучает меня некоторое время.

– Жаль это слышать. Каждый должен иметь возможность следовать по пути, которым он увлечен.

– Не пойми меня неправильно, – мягко говорю я, – я благодарна за свою карьеру. Это изменило мою жизнь. Это позволило мне владеть моим ранчо. Это дает мне образ жизни, который я имею, и я люблю петь, я всегда так делала. Но эта жизнь, все время постоянная суета, неспособность просто пройтись по улице, не будучи замеченной, она утомляет. Спрос огромен.

– Я могу себе представить, что это не то, в чем я бы преуспел. Мне не нравятся люди.

Я хихикаю.

– Для того, кому не нравятся люди, ты стоишь впереди перед сценой в их окружении на моих концертах.

Его глаза смотрят на меня.