Обзор истории русского права

2. Рота. Слово «рота» не вполне соответствует нынешнему понятию присяги (заимствованному из Польши): рота, по древним толкователям, означает спор, битву. Она служила первоначальным источником, из которого развились впоследствии ордалии и судебные поединки. Мы не можем восстановить этого первоначального способа совершения роты. В наших древнейших памятниках она является в виде клятвы перед богами, или перед Богом (см. форму ее в Договоре с греками при Игоре). В последующее христианское время она называется крестным целованием.

В судебном смысле рота имеет двоякое значение: самостоятельное и вспомогательное. Рота, имеющая самостоятельное значение, совершается самими тяжущимися при неимении послухов. Когда в делах, возникающих из преступления, истец или ответчик не мог найти требуемого количества послухов, то дело решалось ротой, если цена иска была меньше 2 гривен. Иностранцы, которым позволено было не представлять послухов по делам о личных обидах, должны были приносить взамен того присягу. В исках, возникающих из договоров, которые совершались вовсе без свидетелей, дело решалось ротой: таковы были, по Русской Правде, заем между лицами торгового класса, заем с процентами не свыше 3 гривен, поклажа. В эпоху Пск. и Новг. судн. гр. присяга признается окончательным способом решения дел, возникающих из договоров личного найма между землевладельцем и крестьянином (Пск. судн. гр., 41–42, 51), между мастером и учеником (Пск. судн. гр., 102) и в исках между родственниками-совладельцами. Самостоятельное значение присяги должно быть признано и во всех тех случаях, где присяга является альтернативой поля. (Пск. судн. гр., 17, 92, 101, 20, 55).

Рота становится вспомогательным средством при свидетельских показаниях и при судебном поединке. Показания свидетелей (послухов) в эпоху Русской Правды всегда оканчиваются ротой (Кар. 33; Дог. 1195 г., ст. 9). При судебных поединках рота предшествует полю, составляя как бы необходимую первую часть этого последнего (Пск. судн. гр., 36). Причина этого скрывается в древнейшем значении роты, о котором мы говорили; впоследствии к этому основанию присоединилось другое: посредством клятвы думали разрушить те чародейные средства, которые употреблялись тогда перед поединками для застрахования себя он ран, смерти и вообще поражения. Согласно с этим можно думать, что рота сопровождала или предшествовала также и испытаниям водой и железом.

Кто приносил присягу? По мнению С. П. Пахмана, в Договоре русских с греками присяга предоставляется исключительно истцу, а по Русской Правде – и истцу и ответчику. Мы думаем, что во всех случаях присяга принадлежит обеим сторонам, по самому понятию о роте, как борьбе сторон. Действительно, присягали или обе стороны – одна за другой, или право приносить присягу приобреталось одной какой-либо стороной по жребию. Первое можно вывести из аналогии с правом прочих славянских народов, второе – из несомненных указаний наших памятников (Дог. 1165 г., ст. 9). Хотя во многих местах Русской Правды упоминается только о присяге одной стороны, или истца, или ответчика, но из этого отнюдь не следует, что здесь же не подразумевается само собой и право присяги для другой стороны. Так, при исках о поклаже говорится: «Тому ити роте, у кого лежало» (Кар. 46), т. е. ответчику; наоборот, в следующей статье о взыскании долга не свыше 3 гривен: «Ити ему про свои куны роте» (Кар. 48), т. е. истцу. Пахман доказывает, что там, где рота является заменой ордалий, «истец должен подтвердить свое показание, смотря по цене иска или присягою, или другими ордалиями»… (Кар. 17). Но тот же ученый при разборе другой статьи Русской Правды, имеющей одинаковое значение, говорит, что очистить себя от обвинений должен ответчик (Кар. 99); в обоих случаях условия были одинаковые.

В эпоху Пск. и Новг. судн. гр. присягали уже не обе стороны вместе, и не жребием решался выбор между ними, а следующим общим правилом: ответчику предоставлялось или самому принести присягу, или предоставить присягу истцу (Пск. судн. гр., 92, 101, 20 и др.).

Всегда ли рота имела решающее значение в процессе? Личная присяга истца или ответчика всегда имела решающее значение; но присяга послухов первоначально не всегда имела такое значение: всегда можно было перейти от присяги к другим судам Божиим.