Обзор истории русского права

Не будем останавливаться на другом положении проф. Сергеевича, именно, что древнейшей (родовой, или территориальной) общины вовсе не существовало; для этого достаточно сказано в тексте нашей книги, ибо не имеется иных средств, кроме аналогии всех известных нам первобытных форм у других народов, а также согласных мнений литературы (за очень немногими исключениями).

Науке предстоит теперь связать два явления однородные, но различные, т. е. общину XIV–XVII вв. с первобытной родовой, или территориальной. Попытки объяснить эту связь и переход от одной к другой при помощи поздних, но зато документированных явлений делались в нашей литературе неоднократно. Однако, результаты таких попыток нельзя назвать окончательными. Прежде всего предстояло изъяснить выход из родового (кровного) союза в союз искусственный, договорный, но предполагая еще, что такой договорный союз будет непременно общиной.

К этому направлены были работы приверженцев так называемой задружной теории, которая (на основании аналогии быта юго-западных славян) весьма правдоподобно указывает на форму общежития, переходную от кровных союзов к территориальным. Нет сомнения, что та же самая форма может быть наблюдаема и в древнерусском дворе и в так называемых сложных семьях современных великорусских крестьян. Здесь черты кровного союза ясны в общении имуществ, почти полном, и в родовом характере управления обществом; черты же территориальной (искусственной) общины проявляются в легкой возможности усвоения чужеродных элементов. В этом направлении литературою сделано немало весьма поучительных указаний (имеем в виду труды Ф. И. Леонтовича и д-ра Кароля Кадлеца). Жаль только, что некоторые последователи задружной теории, в увлечении новым учением, иногда произвольно расширяют черты задруги на явления, не имеющие с ней ничего общего (см. нашу заметку о книге г. Блюменфельда в Киев. унив. изв.), а таким образом утрачивается возможность правильно установить эволюционную связь задруги с дальнейшими формами общежития. Хорватская задруга далеко не то, что старорусская поземельная община XIV–XVII вв. Между той и другой должны пройти новые стадии, еще недостаточно разъясненные исследователями. Попытку заполнить этот пробел находим в исследовании г-жи Ефименко, отчасти примыкающей к задружной теории. Исполнение одной части задачи автора, т. е. уяснение перехода родового союза в искусственный, договорный – «двор», может быть принято без оговорок; но другая главная тенденция автора, именно попытка представить выход из задружного союза в союз вполне территориальный (переход двора в деревню), возбуждает недоумение. Совладельцы деревни, прежние сородичи и заменявшие их сторонние (покупщики), владеют «долями» прежней общеродовой собственности, но на частном, а не на общинном праве (что и заметил проф. Сергеевич). Однако, с точки зрения г-жи Ефименко, можно сказать, что раздел «долей» между соучастниками, очевидно, не есть окончательный, что, подобно родовым союзам, члены деревенского союза сохраняют многие права на всю совокупность прежнего общего владения, например, запущенные участки обработанной земли, поросшие лесом, могут быть вновь эксплуатированы по общему согласию участников (Судебник Феодора Иоанновича, ст. 174); далее, угодья обыкновенно остаются нераздельными и на них не простирается право общего владения в идеальных долях. Сам автор отнюдь не выдает деревню за общинный союз, а говорит, что эта такая общественная форма, из которой могло развиться и общинное и подворное владение; однако, при каких же именно условиях могло возникнуть общинное землевладение – не указано, а следовательно, не дано выхода к установлению дальнейших, более широких форм общины (погоста, волости). Не имея в руках никаких документов об этих более широких союзах, автор не ограничивается умолчанием о них, но прямо отрицает их в XV–XVII вв., говоря, что они образовались в XVIII–XIX вв. из фискальных мер государства.

Однако, у других исследователей были в руках документы и о таких союзах XV–XVII вв., именно о волостях, как общинах. Мы видели уже, что существование волостных общин в XV–XVII вв. есть факт, пользующийся общим признанием не только последователей И. Д. Беляева, но и его противников, не только г. Соколовского, но и проф. Сергеевича.