Обзор Ветхого завета

Несомненно, сильнейший аргумент против множества авторов — вопрос о мотивации. Если Кн. Екклесиаста ставила столько проблем мудрым и благочестивым евреям, почему же они взяли на себя огромный труд уснащения Книги многочисленными комментариями? Гордис отмечает: "Ни один из этих ученых не объясняет, почему Книга была признана стоящей этих усилий по «узакониванию» ее, в то время как наиболее простым решением было бы запретить ее".[1198]

Вообще, даже Гордис признает, что титул (1.1) и заключение (12.9-14) мог добавить ученик Екклесиаста, который говорил о своем учителе в третьем лице. При этом само произведение оставалось целостным со всей его загадочной сложностью.

Сторонники формально-критических методов исследования последние сорок лет делят Книгу на различное количество фрагментов разной длины. В последние годы растет тенденция рассматривать Книгу как "записную книжку", а не спор, диалог или философский трактат.[1199] По поводу единства этих заметок фон Рад отмечает:

"Если быть точным, в Книге существует определенное внутреннее единство, которое находит свое выражение иначе, чем посредством линейного развития мысли или логической последовательности мышления, а именно посредством единства стиля, предмета и темы, единства, которое может сделать литературное произведение по-настоящему целостным, самостоятельным произведением искусства".[1200]

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ

Размышления. Костяк литературного стиля Екклесиаста — ряд прозаических повествований от первого лица, в которых он приводит свои наблюдения о суетности жизни. Эти размышления (Циммерли называет их "исповеданиями")[1201] начинаются такими фразами, как: "И предал я сердце мое тому…" (1.13, 17), "Видел я все дела…" (ст. 14), "Говорил я в сердце моем так…" (ст. 16, 2.1), "Еще видел я…" (3.16), "И обратился я, и увидел…" (4.1,7,9.11). Дж. Г. Вильяме, следуя за Циммерли, находит в этом "исповедальном стиле" 'отход чувства безопасности и самоуверенности мудрых".[1202] Задаваясь вопросом о том, можно ли подтвердить четкие выводы о месте человека в Божественном космосе, которые делали другие мудрецы, Екклесиаст может лишь повторить то, что он уже обнаружил, видел и заключил. Литературная форма размышления точно соответствует его пониманию реальности: эмпирическому, и вместе с тем, личностному.

Часто эти размышления заканчиваются выводом, обычно в последнем предложении высказывания: "…узнал, что и это томление духа" (1.17); "И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои… и вот, все суета и томление духа…" (2.11); "И это — суета!" (ст.23); "И это — суета и томление духа (ст.26; 4.4, 16; 6.9).[1203]

Притчи. Екклесиаст употребляет притчи как традиционно, так и не традиционно. Как и его коллеги, он использует два основных вида: (1) Утверждения (Эллермайер называет их "высказывания истины"), которые лишь констатируют реальность: "Кто любит серебро, тот не насытится серебром; и кто любит богатство, тому нет пользы от того" (5.9). (2) Наставления (или "советы"), или побуждения, иногда одобрительные: "Отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его" (11.1); иногда запретительные: "Не будь духом твоим поспешен на гнев; потому что гнев гнездится в сердце глупых" (7.9). Разнообразие их почти нескончаемо.

Любимая форма Екклесиаста — сравнение двух манер поведения, одна из которых «лучше» другой (4.6, 9, 13; 5.4; 7.1–3, 5, 8; 9.17–18). Эта литературная форма — ограда от пессимизма и нигилизма: вещи не всегда могут быть хорошими или плохими; однако некоторые из них обязательно являются лучше других.

Притчи встречаются, в основном, в виде: (1) вставок в размышления, где они служат подтверждением или обобщением вывода (1.15, 18; 4.5–6; ст. 9-15 — почти числовая притча, как Притч.30.5, 18, 21, 24, 29); и (2) скоплений в разделах "слов совета" (4.17-5.11; 7.1–8.9; 9.13–12.8).

Наиболее важна их роль в доказательствах. Екклесиаст часто использует притчи, чтобы помочь своим слушателям справиться со сложностями жизни. Такие притчи становятся своего рода комментарием его положительных заключений, призывающих последователей наслаждаться сейчас жизнью в том виде, в каком Бог дает ее (обратите внимание на "слова совета" в 4.17-5.11; 9.13–12.8, которые наполнены разумными советами о том, как лучше распорядиться жизнью).

Екклесиаст приводит и другие притчи с тем, чтобы оспаривать их. Иногда он цитирует традиционную мудрость, противопоставляя ей свои собственные утверждения (2.14; 4.5–6). В 9.18 первая строка — традиционная оценка мудрости: "Мудрость лучше воинских орудий". Это, может быть, и верно, говорит Екклесиаст, однако не следует это переоценивать, поскольку "один прегрешивший погубит много доброго".[1204]

Тонким приемом является использование Екклесиастом антипритч-изречений, построенных по образцу традиционного поучения, но содержащих противоположный смысл: "Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь" (1.18).