Очаг

2 Мы опоздали с тобой, опоздали...
Вспомню — и вновь разрыдаться готов.
Госпиталь встретил нас тихой печалью,
И безутешно молчал Балашов.

С коек страдальцы с участьем глядели

Двум потрясенным пришельцам вослед.
Возле пустой и холодной постели
Мы задохнулись... Его уже нет!

На костыли опираясь, солдаты

Нас обступили. Но где Магомед?
Стены, и двери, и окна палаты —
Всё на местах. А его уже нет.

Даже врачи — победители смерти —

Нам виновато твердили в ответ:
— Сделано все, что возможно, поверьте...—
Верим, друзья. Но его уже нет.

Был среди них санитар-дагестанец.

Он поначалу стоял в стороне,
Но подошел к нам, когда мы остались
С горем безжалостным наедине.

Тихо поведал земляк наш, аварец:

— С вами мечтал повидаться сынок.
Ждал он. Слезами душа обливалась.
Жаждал свиданья. Дождаться не смог.

Как он мечтал, чтоб закрыл ему веки

Кровный отец из аула Цада...—
Не зарубцуется это вовеки,
Не остывает такая беда.

— Он вам писал...— Из кармана аварец

Бережно вынул тетрадный листок.
«Мама, отец...» — Но строка, обрываясь,
Вниз поползла. Дописать он не смог.

Книгу отца, что в боях обтрепалась,

Брат нам оставил на память. А в ней
Карточка нашей Пати оказалась —
Он тосковал по дочурке своей.

Девочке этой — смотрю я на фото —

Больше родителя не увидать.
Брат мой, ушел от семьи далеко ты,
Как обездолил ты бедную мать!

...Но продолжается путь наш трехдневный.

От Балашова большак повернул
К избам саратовской тихой деревни,
Маленькой, словно аварский аул.

Дальше тропинка вела вдоль канала

К месту, где горец недавно зарыт.
Нет, не свидание нам выпадало,
Только прощанье навеки, навзрыд.

Рядом теснились могилы другие.

В них после боя почили сыны
Армии нашей, бескрайней России,
Разных народов, единой страны.

...Ехали мы сквозь тревожные дали

И к Магомеду взывали: — Держись!..—
Брат мой держался. Но мы опоздали,
Мы опоздали на целую жизнь.