Очаг

Мы с Игорем протрепались ещё два часа, которые пролетели для нас незаметно. Говорили в основном о наших семьях, о природе в Ястребской области и о всякой бессмыслице. В итоге к нам присоединился Миша. Так как он был за рулём, пить отказался, да и мы уже были в зюзю, поэтому решили разъехаться по домам. Мы с Игорем обменялись телефонами, после чего он быстро испарился в толпе, движущейся к метро. А мы с Мишей поехали в его дом в Серебряном Бору.

Глава 6

В полутьме ресторана в клубах дыма от кальяна Маша опустошала очередной бокал вина. Время для неё текло весьма блаженно; она наслаждалась той тишиной, что ей дарило одиночество – без мужа, без Насти. Но мысль, что пора уходить, забирать ребенка у няни, её расстраивала.

Самым сложным для начала оказалось встать, ведь количество выпитого алкоголя и ватное состояние от кальяна приковывали к дивану, и при каждой попытке подняться тело возвращалось к прежнему состоянию. Маше потребовался не один десяток минут, чтобы вырваться из райского оцепенения.

На улице уже темнело, и фонари не справлялись с рассеиванием тьмы вокруг. Единственным, что освещало путь, был торговый центр на пути домой, и, чтобы сократить дорогу, Маша двинулась сквозь него.

ТРЦ соответствовал своему названию: «Праздник». Внутри действительно был праздник – всё вокруг светилось и мигало, а ларьки, кафе и рестораны так и завлекали к себе. ТРЦ только недавно открылся, и много площадей ещё было закрыто или даже ещё не куплено, но все приходили просто провести в нём время: кто-то – полюбоваться огоньками вокруг, кто-то – пройтись по магазинам, а кто-то – просто остыть от уличной духоты.

С другой стороны здания, у центрального входа, собрались митингующие. Они добивались закрытия ТРЦ, ибо с момента открытия многие владельцы малого бизнеса в городе понесли потери, хотя при этом открылись новые вакансии для молодёжи. Народ в городе разделился на два фронта: кто-то поддерживал открытие ТРЦ, а кто-то – нет.

Маша кое-как вырвалась из «оккупации». Толпа на входе плотно стояла и выкрикивала свои лозунги, чтобы каждый проходящий чётко услышал их посыл. На этом приключение Маши не закончилось, ведь дальше ей необходимо было пройти несколько улиц, включая место недавней трагедии – ресторан «Очаг».

Под уцелевшей вывеской «Очаг» сложили мемориал из венков, свечек и фотографий погибших в пожаре. Мемориал вносил некое чувство дискомфорта, даже чем-то пугал; он отлично обрисовывал весь действительный ужас, произошедший внутри, – ведь ни один репортаж не мог передать ощущение той безысходности. Вся сажа вокруг была истоптана, а воздух до сих пор передавал запах гари, как и обугленные руины ресторана. Но удивляло то, что вывеска каким-то чудом оказалась цела.

В первые дни трагедии к ресторану приходили как семьи погибших, так и обычные зеваки, – все хотели посмотреть на то, что осталось от ресторана, ну а журналисты лишний раз пытались запечатлеть трагедию в хрониках. С каждым днём народ здесь рассасывался, а к концу дня его и вовсе не оставалось, но горящие свечки давали понять, что здесь регулярно поддерживали хоть какую-то жизнь. И когда Маша подошла к мемориалу, возле ресторана была лишь одна женщина в чёрном, зажигавшая свечу над фотографией рыжего мальчишки.

Маша тихонько подошла к ней со спины.

– Соболезную вам, – это всё, что вырвалось из уст Маши. Она сама не понимала, зачем подошла, – скорее всего, нежелание идти домой и сидеть с ребёнком было для неё большим наказанием.

Женщина повернулась к ней. Увидев молодое лицо, Маша отшатнулась. Она не думала увидеть столь юную особу, хотя её скулы были настолько истощены, что напоминали смерть.

– Спасибо. У вас тоже кто-то погиб?

– Нет… Да… – запнулась Маша, – Да. Брат мужа.

– Я тоже вам соболезную. – Машу от этих слов в её адрес скрутило. – Не понимаю: за что Бог обрушивает все эти страдания на нас? Неужели мало мы других бед и несчастий пережили?

– Никто не даст нам правильного ответа. – Маша уже жалела, что подошла, – на подобный разговор она не соглашалась, и ей поскорее хотелось сменить разговор. – Это ваш брат на фотографии?

– Сын. Приёмный. – Маша снова пожалела о своём вопросе – она понимала, что смерть ребёнка переживается сильнее, чем смерть брата. – Мы усыновили двух близнецов ещё младенцами.

– Другой ребёнок жив?

– Жив, но от этого не легче – их как будто что-то связывало. Сашеньке сейчас очень сложно, и я не знаю, что с этим делать, как помочь ему пережить всё это.

Девушка наклонилась к мемориалу и поставила фотографию и свечку поглубже среди остальных, таких же потерянных в огне жертв.