Очаг

Моё имя Марк Штерн. И это мой аудиодневник, которой звучит как признание анонимного алкоголика. Откуда я это знаю? Ходил когда-то с братом на подобное мероприятие. У всех одни и те же проблемы, в которых они не могут разобраться, пока не выговорятся. Вот и мне потребовалось излить свою душу, хотя говорить это кому-то конкретному я не готов. Поэтому аудиодневник. А почему аудио? Да потому, что я не способен длительно вести письменные записи. Сколько бы раз я по совету психолога ни пытался заниматься дневником, я всё равно его забрасывал. Не знаю, откуда у остальных берутся силы заниматься этой писаниной, лично меня вечно пронизала дрожь, когда я с ручкой в руке думаю: «А что писать? Вроде это важно, а вроде и нет». Невыносимое чувство безысходности над листком бумаги. Из-за этого я вечно откладывал запись своих мыслей на следующий день, а потом на следующий и на следующий. Сколько же так было заброшено записных книжек и ежедневников, которые велись не по назначению! В результате одной из попоек мне подсказали идею – вести аудиодневник. Я же вечно пользуюсь голосовыми сообщениями – почему же тогда не записывать мой больной разум на диктофон? На самом деле бредовая идея, но мне это так сейчас необходимо.

И вот опять я не знаю, с чего лучше начать: нынешняя поездка для меня вся состоит из ненормальных эпизодов. Я пытаюсь анализировать всё, что случилось, но получается одна каша – не представляю, кто это будет разгребать. Хотя стоп! Это в первую очередь нужно мне, чтобы разобраться в себе. Да и кому я буду показывать этот бред?

Вся эта поездка затеяна только ради одного человека – ради моего мёртвого брата. Кирилл, или, как я его привык называть, Кирк, после своей смерти начал мне мерещиться на каждом шагу. Он встретил меня у «Очага», а точнее – у того, что от ресторана осталось. Я сперва подумал, что это глупый розыгрыш, но он действительно существовал, пусть даже только в моей голове. Не понимаю, за что мне такое наказание, ведь ещё при жизни я ненавидел его постоянное присутствие рядом, мне хватило общего детства с ним, а теперь он преследует меня везде и никогда не затыкается! И это невыносимо!

Хотя признаю: совместное детство с Кирком было замечательным. Мы росли в Беломорске и почти всё время проводили на берегу. Мечтали уплыть в далёкое плаванье, обогнуть весь Северный Ледовитый океан. Детские фантазии… Сейчас так приятно вспоминать о них, хотя прежние времена уже давно ушли. Всё изменилось. Мы изменились.

Не знаю почему, но в моей голове засели эти воспоминания, словно напоминание: только из-за этого я и решился отвезти его прах в Беломорск – может, так я освобожу своё сознание от его присутствия. Я понимаю, что это всё бред сумасшедшего, но хочу верить, что подсознательно мне это поможет и я навсегда избавлюсь от братца, отправив его в путешествие по Северному Ледовитому океану.

Услышь меня отец – устроил бы очередную взбучку. Он всегда ругался, когда мы дрались или ссорились, даже от обычных острых шуточек или подножек отчитывал нас, говорил, что мы братья и должны держаться друг за друга, что семья превыше всего. Странно это было слышать от него – ведь он всегда пропадал на работе, и дома мы его толком не видели.

Никогда не понимал, почему мы должны исполнять мечты родителей, которые они в своё время не исполнили. Отец мечтал о брате, но у него его не было, поэтому он всегда жаловался нам на своё одиночество, и из-за этого мы для него стали какой-то отдушиной. И неужели так у всех, мы – нереализованные мечты своих родителей? То же самое можно сказать и о моей новой знакомой.

После неудавшейся попытки откупиться я оказался в рязанском отделении полиции. Мне ничего не говорили, я даже не понимал, какое правонарушение серьёзнее: превышение скорости, дача взятки или нападение на служителя закона. Что я точно знал, так это то, что я в полной заднице.

Я не сопротивлялся аресту, но до самой камеры меня тащили и внутрь просто бросили, словно мешок картошки. Я был весь в пыли, но отряхиваться не видел смысла – неизвестно, что ждало меня дальше, да и сколько мне придётся ещё провести в камере. Всё вокруг угнетало – казалось, что я уже не найду выхода. Это Кирку было привычно влипать в подобные ситуации, но не мне, и ему всегда на помощь приходил я, а кто поможет мне, было загадкой.

Единственное, что радовало, – я был не один: со мной в камере находилась какая-то худощавая старуха. Она лежала на скамейке у стены лицом вниз, а её седые волосы свисали до пола. Сперва меня беспокоила мысль: «Жива ли она?», но страх развеялся, когда она подала признак жизни, что-то мыча и бормоча, и после каждого подобного сигнала в нос бил неприятный алкогольный перегар. Спокойно находиться рядом было невозможно, а скамейка в камере была одна, поэтому мне пришлось завалиться у основания клетки.

Мои мучения продолжались несколько часов, точнее, я даже не представлял, сколько именно, но время тянулось в камере слишком долго. Все мои вещи забрали при обыске, и время на телефоне я не мог посмотреть.