Читаем Очаг света. Сцены из античности и эпохи Возрождения (СИ) полностью

К р и т и й. А между тем, друг Сократ (не сердись на меня, я говорю это только потому, что желаю тебе добра), разве ты сам не видишь, как постыдно положение, в котором, на мой взгляд, находишься и ты, и все остальные безудержные философы? Ведь если бы сегодня тебя схватили - тебя или кого-нибудь из таких же, как ты, - и бросили в тюрьму, обвиняя в преступлении, которого ты никогда не совершал, ты же знаешь - ты оказался бы совершенно беззащитен, голова у тебя пошла бы кругом, и ты бы так и застыл с открытым ртом...

С о к р а т. Как сейчас?

К р и т и й. ... не в силах ничего вымолвить, а потом предстал бы перед судом, лицом к лицу с обвинителем, отъявленным мерзавцем и негодяем, и умер бы, если бы тому вздумалось потребовать для тебя смертного приговора.

С о к р а т. Да уж, видимо, какая бы участь ни выпала, а придется терпеть.

К р и т и й. И по-твоему, это прекрасно, Сократ, когда человек так беззащитен в своем городе и не в силах себе помочь?

С о к р а т. Да, Критий, если он располагает средством защиты, о котором я не раз говорил и с тобой, и с другими, если он защитил себя тем, что никогда и ни в чем не был несправедлив - ни перед людьми, ни перед богами, ни на словах, ни на деле; и мы с тобой приходили к выводу, что эта помощь - самая лучшая, какую человек способен себе оказать.

К р и т и й. Сократ, я это и называю ребячеством, которое пора оставить, чтобы не быть смешным, чтобы не быть беззащитным.

С о к р а т. Видишь ли, Критий, я не боюсь несправедливости по отношению к себе, ибо терпеть ее лучше, чем совершать ее, хотя ты со мной не согласен, по тебе лучше самому совершать несправедливость, чем терпеть ее от других, так?

К р и т и й. Конечно, так!

С о к р а т. Но как же быть с воздаянием? Есть прекрасное предание о том, как души умерших предстают пред судом, не здесь, а там, в Аиде. Может быть, ты не веришь в это предание, но я, поскольку верю, что душа бессмертна, весьма озабочен тем, чтобы душа моя предстала перед судьею как можно здравой. Равнодушный к тому, что ценит большинство людей, - к богатству, к почестям, к власти, - я ищу только истину и стараюсь действительно стать как можно лучше, чтобы так жить, а когда придет смерть, так умереть. Я призываю и всех прочих, насколько хватает сил, и тебя, Критий, - в ответ на твой призыв оставить философию и заняться, как и ты, политикой, - и корю тебя за то, что ты не сумеешь защищиться, когда настанет для тебя час суда и возмездия, но, очутившись перед судьями Эаком, Радамантом и Миносом, застынешь с открытым ртом, голова у тебя пойдет кругом, точь-в-точь как у меня здесь, на земле, а возможно, и по щекам будешь бит с позором и сброшен в Тартар.

К р и т и й. Сократ, ты шутишь! Ты большой шутник и озорник. Недаром Аристофан постоянно упоминает тебя в своих комедиях, а в "Облаках" вывел тебя под твоим именем и в маске, которая словно пристала к твоему лицу с тех пор.

С о к р а т. Не я шутник, а твой Аристофан; таков уж нрав у комических поэтов.

К р и т и й. Но Алкивиад и в шутках всех превзошел.

С о к р а т. У нас все считают себя сведущими в благочестии и в управлении государством. Вот до какого невежества мы дожили!

К р и т и й. Согласен с тобой. А скажи, Сократ, как, по-твоему, поступит Алкивиад? Неужели он с корабля командующего смиренно перейдет на "Саламинию", посланную за ним, пусть и пообещают ему не заковывать его в цепи?

С о к р а т. Свобода - его закон; ради свободы он пойдет на все.

К р и т и й. Вот это я понимаю. Ведь он может поднять бунт в войке?

С о к р а т. Бунт в войске на вражеской территории?

К р и т и й. Он может повернуть корабли обратно - с тем, чтобы совершить переворот и объявить себя тираном. Кто может помешать ему, если и народ поддержит его?

С о к р а т. Никто, кроме самого Алкивиада. Ведь рассудительный человек, цело-мудрый, умеет властвовать не только над другими, но и над самим собой.

К р и т и й. Алкивиад, своевольный с юности, безудержный, обладает рассудительностью?

С о к р а т. Когда необходимо, да.

К р и т и й. Но если он вернется и предстанет перед судом, ему грозит смерть! Или он, как ты, решит, что претерпеть несправедливость лучше, чем совершать ее?

С о к р а т. Нет, он из тех, кто, совершив несправедливость нечаянно или даже по умыслу, тотчас готов понести наказание, чтобы очистить душу; а поскольку он молод и горд, то никакой несправедливости по отношению к себе не потерпит.

К р и т и й. Значит, он предпримет все меры, чтобы избежать суда и смерти?

С о к р а т. Конечно.

К р и т и й. Ты рад?

С о к р а т. Чему же мне радоваться? Как быстро город одолел Алкивиада, как в конце концов случилось и с Периклом! Но это же лишь на беду ему, то есть всем нам, афинянам.

К р и т и й. Кто знает, может быть, как раз к добру для Афин? Хармид, идем. А ты, Сократ, подумай все-таки о том, что я сказал тебе. А сказками о воздаянии в Аиде пусть тешат себя рабы.


Критий с молодым человеком уходят; Сократ, проводив их взглядом, идет в другую сторону в сопровождении нескольких юношей; опускаются сумерки, а в вышине в вечерних лучах солнца вспыхивает Парфенон.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное