Утро в больнице началось необычно. Звук пожарной сигнализации и запах дыма однозначно свидетельствовали о том, что кто-то пренебрег правилами пожарной безопасности. Борис сонно потер лицо и попытался определиться в пространстве. Часы на мобильном показывали шесть тридцать пять. По сути через сто пятнадцать минут Бо уже должен был лежать в операционной. С минуты на минуту могла появиться милая протяжная сестричка, чтобы воткнуть ему дозу успокоительных: пережать вену жгутом выше локтя и отправить в путешествие по ней чудесное лекарство... Препарат смешался бы с кровью, и вместе они принялись бы за работу над мозгом: не надо сопротивляться, все будет хорошо. После этого Бориса могли не иметь в виду. Точнее, его мозг перестал бы дружить с телом. Впрочем, у него хватило бы сил ответить на вопросы анестезиолога. «Есть ли аллергия?» – «Нет, и никогда не было». – «Сердце не шалило?» – «Не знаю, где оно находится. И вообще, дорогой товарищ, у меня все в полном порядке, кроме мозга. Он, вероятно, совершает последние усилия в своей нормальной жизни, пытаясь ответить на ваши вопросы».
Пока ни сестры, ни анестезиолога не было и в помине. Палата все сильнее пропитывалась гарью. Боря встал и приоткрыл дверь. О Господи, в больнице творилось что-то ужасное.
Люди в панике выбегали из палат, расталкивая друг друга. Сорок пациентов хирургического отделения превратились в единый организм, у которого отсутствовал центр координации. В целом этот огромный сорокаглавый дракон хотел вырваться из опасной зоны, но не понимал, какую часть тела нужно спасать в первую очередь. От растерянности и паники он пропихивал в узкий проем то руку, то голову, но целиком туловище никак не помещалось в тесном пространстве. Дракон нервничал, менял местами части тела, но ситуация оставалась неразрешенной. Частями тела в воображении Бориса предстали больные, которые пытались втиснуться в запасной выход, не давая возможности упорядочить движение.
Бо мощным движением плеча выбил закрытую часть двери и увеличил этим пропускную способность в два раза. Народ хлынул на лестницу. Борис удивлялся, как паника влияет на людей, превращая их в стадо обезумевших животных, где каждый – сам за себя. Все наработанные веками и в последнее время утраченные принципы человеческого общежития напрочь исчезли из поглощенного страхом сознания. Только один парень, лет двадцати пяти, очень худенький, с огромными синими глазищами и небольшой аккуратной бородкой, пытался вместе с Борей как-то участвовать в нормализации процесса. Он вежливо отстранял лидеров эвакуации и просил дать возможность выйти более пожилым пациентам и женщинам. Как ни странно, его слова магически действовали на безумцев, и они подчинялись. Паренек как будто не чувствовал гари, дым словно не попадал ему в огромные глазищи, которые гипнотически приковывали к себе взгляд. Борис крикнул ему:
– Оставайся здесь, братишка, я посмотрю, что в палатах.
Он бегом бросился по коридору, распахивая на ходу двери и выкрикивая:
– Есть кто-нибудь?
Не услышав ответа, он прыжком перемещался к следующей двери, повторяя вопрос вновь и вновь. За стойкой дежурной сестры Боря заметил белое пятно. За одно мгновение он взвалил на плечо певучую медсестричку, потерявшую сознание от недостатка кислорода, и вынес ее в коридор под руководством все того же паренька. Затем Бо продолжил спасательный рейд. Из-за дыма почти ничего не было видно. Он хватал любые тряпки, попадавшиеся на пути, чтобы закрыть дыхательные пути. Два бывших белых халата через мгновение превратились в темно-серые вонючие тряпки. Операционные пеленки вообще не помогали от удушья. Полотенце выдержало около двух минут... Пижамы, скатерти, салфетки... Все пошло в ход. Он продолжал открывать закрытые двери, хотя сам был уже почти без сознания. Еще три двери: за одной полуслепая бабуля с бабочкой от капельницы – она была легкой, как колибри, но к концу пути Борису казалось, что бабуля может выступать наравне с тяжеловесами-сумоистами. Сдав ее на попечение большеглазого паренька, Бо вновь отправился на разведку. Последняя дверь. Никто не откликнулся на призыв добровольца-спасателя. Боря руками обшарил кровать со скомканным бельем и стремглав ринулся из помещения. Впрочем, его скорость была равносильна скорости слепого леопарда. Темный удушающий дым заменил собой воздух, стены, свет, жизнь... Последнее, что запомнилось, – тонкая, но сильная рука, обхватившая его запястье.
Больше он ничего не помнил. Борис очнулся на траве в сквере больничного дворика. Рядом с ним хлопотал «братишка» с синими очами. На лбу тяжелым грузом лежало мокрое полотенце. Толпа зевак, вываливших из корпусов, глазела на пожарную бригаду, которая собиралась залить пеной то, что осталось от первого этажа клиники.
– Как самочувствие? – неожиданно низким голосом поинтересовался паренек.
– Жить буду, – ответил Боря, про себя добавив «пока».
Он приподнялся и сел, преодолев приступ головокружения и вдыхая полной грудью травянистый запах с примесью гари.
– Как тебя зовут? – спросил он у паренька.