Рука Бориса снова дрогнула. Он закрыл компьютер и, как всегда при подобных обстоятельствах, подумал о Генрихе. Надоедливый звонок мобильного с мелодией «Нокиа» в конце концов успокоился. «Даже телефону понятно, когда хозяин не собирается отвечать», – подумал Борис. Однако в эту же секунду нудная музыка возобновилась. Мусорщик понял, что может избавиться от абонента только двумя способами: либо отключить звук, либо ответить. Третий способ – физически устранить самого абонента – требовал слишком больших усилий. Борис рывком выскочил из ортопедических объятий кресла руководителя и в два прыжка достиг библиотечной полки, на которой оставил мобильный. Озаренный голубоватым свечением экран потрепанной «Нокиа» беспристрастно демонстрировал имя звонившего. У Бори в телефонной книге это имя было записано под ником «Генрих мозг».
Это был он – Генрих из лаборатории мозга. Интересно, что понадобилось научному работнику от пациента нейрохирургического отделения? Может быть, захотелось проверить, жив ли странный посетитель? Или возникла новая гипотеза происхождения «очагов вины»? Или просто не с кем поговорить по душам?.. Мысли легко уместились в двухпрыжковое мгновение. Борис буквально заорал в трубку:
– Я слушаю!
– Приветствую вас, – обыденно поздоровался телефон голосом Генриха и замолчал, видимо ожидая ответного приветствия. Борис решил не сопротивляться.
– И я вас приветствую, профессор!
– Издеваетесь?! – то ли спросил, то ли констатировал ученый. – Никакой я не профессор, а если бы был им, то не сидел бы сейчас в такой захудалой комнатушке. Заведовал бы кафедрой, читал лекции студентам, получал зарплату и премию... Смешно. Нет, уважаемый, это не про меня.
Бориса распирало от нетерпения. Гений что-то не в меру разговорчив.
– Простите, если обидел, – формально извинился Мусорщик. – Я хотел спросить: вы соскучились или по делу?
Голос Генриха моментально стал жестким:
– Я вас жду. Появились кое-какие соображения. Судя по тому, что вы со мной разговариваете и даже пытаетесь шутить, операцию вам сделать не успели... Я прав?
– Да, хотя это может означать и удачный исход операции с мгновенной реабилитацией.
– Не может! – Пауза. – Почти не может. Вы уже в машине?
– Практически. Я буду через полчаса максимум.
– Жду! – Генрих отключился.
В душе Бориса вновь затеплилась проклятая надежда. Сколько раз он приказывал себе быть реалистом, сколько раз запрещал радоваться заранее, надеясь на положительный результат, какие титанические усилия прилагал, чтобы отвлечься от несбыточных желаний и нереализуемых мыслей... Нет! Снова и снова предательская мыслишка о том, что появился еще один шанс, закрадывалась в голову и, сколько бы ее ни гнали, сидела, притаившись до лучших времен. Стоило приоткрыться малюсенькой лазейке, мыслишка сразу же вырастала и крепла, пытаясь вырваться наружу, и никакими уговорами нельзя было ее угомонить. Она, настырная, все перла и перла, пока не превращалась в ощутимый, постоянно присутствующий радостный организм, живущий внутри, который вселяет уверенность: все будет хорошо. Бо точно знал, что до такой степени взращивать надежду непозволительно. Слишком больно каждый раз прощаться с ней. И чем она больше, крепче и старше, тем мучительнее и страшнее ее смерть. За плечами у Мусорщика давно образовалось приличного размера кладбище погребенных надежд. В отличие от реального на могильных плитах этого погоста было бы выгравировано одно и то же – «Надежда, которая не сбылась».
Об этом думал бизнесмен по пути в лабораторию. И ловил себя на мысли, что никак не может приказать маленькому радостному чудовищу спрятаться в свою норку. Надежда раскрывалась как бутон при ускоренной съемке. «Будь что будет», – подумал Боря, выходя из «авоськи» во дворе лаборатории мозга.
Приговор
Эмоции, даже у здорового человека, в форме физиолого-химических или преимущественно химических перестроек изменяют состояние мозга и организма. Отсюда, в зависимости от множества факторов (знак, сила эмоции, индивидуальная реактивность и т.д.), меняется все или очень многое, в том числе и двигательная активность.