Очаг

– Не надо, – прервал ее я.

– Почему?

– Если раньше было некогда, то не стоит и теперь.

– А я все-таки закончу… да что это за чертовщина, мать твою?

Откуда-то сверху раздался пронзительный скрежет, посыпалась сажа и хлопья пыли, а потом ей на голову с грохотом свалилась грязная алюминиевая решетка. Отпрянув от неожиданности в сторону, я задрал голову. В тесном и узком проеме вентиляционной шахты показалась перемазанная копотью, но очень довольная серая мордочка с блестящими глазами-бусинками.

– Человек. Друг, – произнес наш старый знакомый.

– Мартыш! – радостно взвизгнула Лора, разом позабыв о начатом разговоре.

– Время! – предупредил из шахты наш нежданный гость.

Без лишних рассуждений Лора вскарабкалась на пульт, ухватилась руками за края отдушины и, подтянувшись вверх, легла на край шахты животом, болтая в воздухе ногами.

– Пролезть можно, – послышался изнутри ее гулкий голос.

– Мы не сумеем протащить туда Роланда, – возразил я.

– И не нужно, – подал голос старик. – Я прожил неплохую жизнь, Иван, пора и честь знать. Мне уже давно на кладбище прогулы ставят. Ступайте, ребята, а я останусь здесь, с Эйжел.

– Но как же…

– Идите, я сказал! – В голосе старца прорезались металлические нотки. – Идите и не жалейте ни о чем. Это мой выбор и мое последнее желание.

Забираться в узкий лаз с наполовину парализованной ногой и висящей плетью рукой – задача не из простых, но, подгоняемый чувством опасности, я справился и с этим.

– Счастья вам, – услышал я за спиной едва различимый голос, уползая вперед и вверх по гулкому жестяному коробу вентиляции.

Нам повезло, что на пути не встретилось никаких заслонок, решеток и вентиляторов, призванных нагнетать в систему воздух, – или мартыш хорошо знал дорогу, обходя опасные места. Вентиляционный канал изгибался, как змея, меняя направление через каждый десяток метров. Кроме всего прочего, тут было темно, словно у жителя африканского континента в штанах, и потому я периодически натыкался лицом на подошвы ботинок ползущей впереди Лоры. Вскоре шахта опустилась вертикально вниз, и нам пришлось передвигаться на ощупь по вбитым в ее стену железным скобам. Судя по тому, как крошилась в моих руках поверхность этих ненадежных ступеней, металл уже успел изрядно проржаветь. Воздух сделался спертым и застоявшимся, его течение почти прекратилось – не то шахту где-то перекрывал гермозатвор, не то сказывались последствия перехода базы в автономный режим.

Дальше тоннель пошел горизонтально. Бетонный пол оказался завален каким-то хламом, мимо которого пришлось протискиваться чуть ли не ползком. А еще до моих ушей доносился противный писк, раздававшийся то справа, то слева, то позади нас. Я старался не придавать этому значения, пока по моей руке не пробежало что-то мохнатое, оснащенное мелкими лапками и остренькими коготками. Крысы! Этих вездесущих тварей я встречал и в Центруме, причем на шестнадцатой заставе мы воевали с ними испокон веку, сколько я себя помню. И крысы неизменно выигрывали каждое сражение. Когда-то в эпоху Великих географических открытий голохвостые твари путешествовали между континентами в трюмах торговых кораблей, заселяя новые для себя земли, а в нынешнем веке проникли в соседний мир в тюках и контейнерах с товаром и неплохо там освоились. Не знаю, имели ли местные жители дело с крысами раньше, но, наладив торговлю с Землей, они вскоре начали страдать от нашествия этих вредителей. Крысы портили зерно в амбарах и продукты в погребах, они забирались в кочующие по пустошам Центрума товарные вагоны, лакомились почтовыми отправлениями и перегрызали кожаные ремни в механизмах локомобилей. Их не брали ни отрава, ни хитроумные ловушки. Земные кошки в Центруме почему-то не пользовались популярностью, и достигнуть паритета удавалось с огромным трудом. Видимо, переселенцы когда-то принесли несколько грызунов в Зеллон, и те прекрасно обустроились на базе Очага, организовав новую колонию.

Тоннель неожиданно закончился тупиком, однако я ощутил легкий сквознячок, слегка шевеливший волосы на макушке. Так и есть: вверх вела еще одна вертикальная шахта с такими же в точности хлипкими на ощупь скобами-ступенями. Оттуда же, сверху, лился слабый свет, что позволяло предположить наличие там выхода на поверхность.

Подниматься оказалось не в пример сложнее, чем спускаться вниз. Паралич в руке и ноге еще не прошел, ко всему прочему стены шахты заросли мхом и чахлым вьюном, прочно обосновавшимся на ступеньках, из-за чего я постоянно соскальзывал вниз, рискуя упасть на дно шахты и разбиться. Пот лил с меня водопадом не переставая, и от отчаянья меня спасала только одна мысль: нужно выбираться как можно скорее, иначе смерть неминуема, а выход уже совсем-совсем близко.

Мы вылезли на поверхность в десятке метров от прятавшихся в зелени кирпичных корпусов – шахта выходила в невысокую пирамидку-отдушину, сложенную из белого кирпича. С трудом переведя дух, я опустился прямо на влажную от росы траву, прикрыв усталые глаза.