Очаг

Баландер открыл в своей тележке крышку, из которой сразу повалили густые облака ароматного пара, вытащил из прикрытой дверцей секции несколько пластиковых мисок и принялся разливать в них похлебку. Одеяло на соседних нарах зашевелилось, и из-под него показалась голова на цыплячьей шее. Старик сел на лежанке, с удовольствием почесался и произнес дребезжащим, как пустая кастрюля, голосом:

– А принеси-ка мне похлебки, сыночек.

От неожиданности я едва не выронил свою миску.

– Да живой я, живой, – проскрипел старик и коротко хохотнул. – Позвольте представиться: Роланд, в прошлом биоинженер, а ныне вот политический заключенный, прошу любить и жаловать.

«Прямо как синтезатор», – всплыло у меня в голове при звуке его имени воспоминание из давней музыкальной жизни.

– Иван, – представился я, протягивая старцу дымящуюся миску, – бывший пограничник, а теперь вот сами видите.

– Да уж вижу, – ответил тот, споро заработав ложкой, – а соратницу вашу, стало быть, Лорой звать?

– Очень приятно, – буркнула девушка, удаляясь со своей порцией в противоположный угол камеры.

– Думаю, не ошибусь, ежели предположу, что вы не местные, – не унимался тем временем старец, которому, видно, было очень охота поболтать. – Откуда будете?

– С Маранга, – озвучил я общепринятое в Центруме название Земли.

– Наслышан, наслышан, – старик задумчиво пожевал губами, – значит, и впрямь нездешние. А с чем пожаловали?

– Да вот решили нанести дружеский визит старым знакомым, – вступила в разговор Лора, – а то зазнались они чего-то. Решили в нашем мире чумную бомбу взорвать, а нас на этот праздник позвать забыли.

– Вот оно что… – Старец как-то сразу сник и сделался задумчивым, даже опустил ложку. – Одного Центрума им, значится, уже сделалось мало…

– Сами-то вы давно здесь, в Зеллоне? – поинтересовалась девушка.

– Ась? Я-то? Я-то давно, милая… Аж поди с самого основания вот этой самой колонии.

Ни фига ж себе! Хотя постойте. Это же выходит…

– Подождите, если вы в этом мире с самого начала… Получается, вам сейчас должно быть больше ста лет? – изумленно повернулся я к нашему сокамернику.

– Сто девять, если я со счета не сбился, – хохотнул тот. – У наших мохнатых друзей, видите ли, очень хороши биомедицинские технологии, что позволяют продлевать жизнь. Лекарства у них просто замечательные, генетика – на высочайшем уровне. А мы переняли практически все достижения их науки. Да вот взять хоть ту самую штуку, которую вы называете «высокомолекулярной чумой». Она ведь на основе их изысканий сделана! Генно-модифицированная бактерия с управляющим модулем на основе сложных белков, программируемые асинхронные нейроцепи… Впрочем, вы не поймете.

– Мартыши разработали генную инженерию? – с сомнением переспросила Лора.

– Молекулярную архитектуру. Впрочем, и биоинженерию тоже. Жаль только, им самим это не помогло: сейчас мои соотечественники поставили мартышей в такие условия, что они вынуждены массово мигрировать с Зеллона в Центрум. Здесь им уготовлена роль разве что дрессированных мартышек на побегушках, так что те, кому они когда-то предоставили убежище и кров, теперь гонят их поганой метлой из собственного дома.

– Ну а вас-то за что сюда упекли? – задал я слегка бестактный вопрос.

– Так я ведь выжил из ума! – Роланд снова зашелся веселым квохчущим смехом. – У меня старческий маразм, склероз и слабоумие. Меня нужно изолировать от общества, чтобы не смущал молодежь своими бредовыми идеями. И вот я здесь. Уже лет пять, пожалуй… Или шесть? Не помню.

Со стороны дед не производил впечатления умалишенного и, видя мой явный скепсис, поспешил объясниться:

– По крайней мере так считают те ребята, которые сейчас тут всем заправляют. Очень шустрые ребята и девчата, надо сказать. Выросло поколение… Н-да…

Он ненадолго умолк, задумавшись о чем-то своем, пожевал губами и продолжил:

– Одного только они не понимают. Мы ведь и вправду хотели построить идеальное общество, которое исповедовало бы гуманистические принципы и использовало «чистую энергию», не превращало бы все вокруг себя в пустыню, не пыталось покорить природу, а жило бы с ней в гармонии. В конце концов, у этих мохнатых и хвостатых все получилось, хоть они и ходят на четырех лапах. Почему же у двуногих не выйдет? Вот вы только представьте…

Глаза старика загорелись азартом, и он заговорил с жарким убеждением:

– Представьте себе, что в мире нет ни границ, ни религий. Это легко, просто попытайтесь! Нет причин убивать друг друга или умирать ради абстрактных идей. Представьте, что люди просто живут в обществе, где не существует ни голода, ни социального неравенства. Путешествуют между мирами, просто наслаждаются жизнью. Вы скажете, что я мечтатель? Ну да, все мы были мечтателями… Но я не один такой…

Кажется, когда-то очень давно я слышал подобные слова. По-моему, в какой-то песне. Как она называлась? Нет, не вспомнить сейчас.

– Мы даже выпустили специальную книжицу на разных языках, в которой все это подробно излагается, – продолжил Роланд. – Да, собственно, чего уж теперь, я и был одним из ее авторов. Где бишь она? А, вот, взгляните.