А Чарли тотчас не приходится. Едва они переступают порог склада, его плечи напрягаются, брови привычно насупливаются.
— Давай присядем на минутку. — Дев ведет его к скамейке, стоящей в стороне, и Чарли тяжело на нее опускается. Пока он приходит в себя, Дев осторожно выбивает морзянку ему меж лопатками. — Извини… — выдыхает Чарли. — Я хотел, чтобы сегодня все получилось идеально.
— Сегодня все уже идеально. Напомнить тебе про индийскую еду в форме из хлеба?
Чарли слабо улыбается.
— Необязательно гулять здесь. Можно пойти в другое место, — предлагает Дев.
— Разве ты не хочешь посмотреть местные товары?
— Я просто хочу провести с тобой день, — не раздумывая, отвечает Дев. — То есть, раз у нас тренировочное свидание, думаю, тебе неплохо бы потренироваться говорить о том, что тебе нужно.
Чарли делает ровный вдох и улыбается.
— Кажется, я уже в порядке. Давай посмотрим, чем здесь торгуют.
— Здорово! Тогда поможешь мне подобрать что-нибудь шикарное для родителей. В сентябре у них была сороковая годовщина совместной жизни.
Чарли позволяет Деву стащить себя со скамейки.
— Чтобы помочь, мне нужно узнать побольше о Суниле и Шамим.
Дев не зацикливается на том факте, что Чарли помнит имена его родителей после одного беглого упоминания.
— Представь себе двух индийских детей, которые приехали в Штаты в шестидесятых, выросли в традиционных семьях, первокурсниками встретились в медицинском колледже Корнела[13]. Теперь представь их, арестованных за участие в разных протестных акциях, ставших не медиками, а профессорами гуманитарных наук, вовсю курящими травку. Вот тебе портрет моих родителей. Сейчас они владеют лавкой искусств в Роли, а по выходным ездят на семинары по йоге, организованные белыми.
Чарли смотрит на него не мигая.
— Тут все логично.
Они направляются к лотку, где торгуют изысканной керамикой — очень во вкусе Шамим, очень не по средствам Деву. Маленькая табличка на лотке поясняет, что половина выручки пойдет на нужды муниципальной школы в предместье Кейптауна.
— А как насчет твоих родителей? — Дев не может не вернуться к их старой тактике, при которой ему нужно юлить, проникая сквозь слои самозащиты Чарли.
Сейчас, впрочем, юлить не нужно. Чарли раскрывается ему сам.
— О моих родителях рассказывать особо нечего. Мой отец — бригадир на строительном участке. Мама — домохозяйка, растившая меня и моих братьев, которые играли в футбол и обожали меня поколачивать. Никто из родных понятия не имел, что делать с нейроотличным малышом, который боялся микробов и обожал разбирать разные гаджеты, чтобы понять, как они работают. По этой причине я ушел из дома в шестнадцать.
Силы воли у Дева немного, поэтому вся она уходит на то, чтобы не расцеловать лицо Чарли прямо посреди рынка. К счастью, в этот самый момент из-за кассы выбирается гончарка.
— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спрашивает она.
— Ваши работы прекрасны, — хвалит Чарли, а Дев разглядывает красивую чашу и сервировочное блюдо, представляя лица своих родителей, сообразивших, что он привез им из поездки что-то кроме дешевого кухонного полотенца.
— Ищете что-то конкретное?
— Подарок моим родителям, — отвечает Дев. — Им ваши работы понравятся.
— Блюдо и чашу сделала моя жена.
Чарли дергает Дева за рукав джинсовки.
— Тебе стоит их купить.
Дев чуть наклоняет чашу, чтобы увидеть ярлычок с ценой. Курс доллара к южноафриканскому рэнду он, конечно, представляет смутно, но не настолько смутно.
— Думаю… простите, думаю, мы еще посмотрим. — Дев пытается скользнуть за лоток, но Чарли с места не сдвигается.
— У вас есть доставка в США?
— Да, но, как правило, она занимает три-четыре недели.
— Отлично. Мы берем чашу и сервировочное блюдо.
— Чарли, нет! Я не могу… — Дев наклоняется к нему, чтобы гончарка не услышала. — Я не могу позволить себе такое.
— Зато я могу. Какой адрес у твоих родителей?
— Ты не должен делать это для меня!
— Знаю, что не должен, — просто отвечает Чарли. — Но я хочу.
Их плечи соприкасаются на миг, но только на миг, а в следующий Чарли достает бумажник, чтобы расплатиться. Дев наблюдает, как он передает гончарке свою карту, и зациклиться на бесконечной доброте Чарли себе не позволяет.
К тому времени, когда они выходят на улицу, облака успевают растаять, утро — смениться теплым днем. Из неведомого кармана Чарли достает очки «фенди», снимает свитер и начинает повязывать его вокруг пояса.
— Нет. Ни в коем случае.
— В чем дело?
Чарли показывает на рукава, плотно повязанные двойным узлом на бедрах.
— Пекло гребаное, таскать его весь день я не намерен ни в коем случае.
Дев качает головой с деланным отвращением. В этом весь Чарли — модель из рекламы парфюма от плеч до макушки, включая очки за пятьсот долларов; клуша-мамаша от пояса до пят, включая свитер, повязанный вокруг пояса, и удобную обувь.