Очарование лжи

– О своих страхах она и мне говорила. А насчет лжи – это ты у нас специалист по разоблачению. – Степанков с утра не был настроен на серьезный разговор.

– У твоего друга на душе тревога и страх. Только переживает он не за дочь. У него другие проблемы. И он мне тоже лжет.

– Ты еще скажи, что и я тебе лгу. – Степанков замедлил шаг, и они еле плелись к озеру.

– Ты кристально чист, как слеза младенца. Единственный человек в этой семье, который все знает, – это Настя. Разговаривать она перестала только из-за того, чтобы случайно не сказать правды. Она боится правды, и ее молчание – это защитная реакция.

– Саша, говори правильно – у девочки логоневроз, а то я смотрю, ты начала терять в этой глуши врачебную квалификацию, – беззлобно поддел ее Степанков.

– Ничего я не теряю. Мне надо найти Кристину.

– Саша, – Степанков произнес ее имя по слогам, – никому, кроме меня, об этом не говори. Хорошо?

– Мне без разницы, что обо мне подумают, только я знаю, что Кристина жива, а та женщина, которую похоронили вместо нее, просит прощения у Кристины. Прощение – это здоровье Насти. Так что мне здесь больше делать нечего.

– Побудь здесь еще пару дней. Я сам скажу Галине Адамовне, что ты сделала все, что могла. Хорошо?

– Хорошо. Но во вторник я выхожу на работу.

В субботу вечером Степанков уехал, и она осталась одна наедине со своими мыслями.

Тридцать лет назад…

В роддоме вместо положенных семи дней Натка провела две недели. Девочки родились здоровые, но врачи перестраховывались – не каждый день на свет появляется двойня, да еще в районной больнице.

Поначалу заведующая родильным отделением хотела отправить Натку в областной роддом. Там и акушеры опытнее, а главное – ответственность за роженицу ляжет на чужие плечи. Только не успела. Схватки начались раньше времени. Хорошо, что дотерпела Натка и не родила по дороге из поселка. А спустя час на свет с помощью акушерки появилась орущая громогласная двойня.

Только с именами получилась незадача. Никак Натка не могла их выбрать, и посоветовать было некому. Проведать приезжала ее только мать, да какой из нее советчик. А потом, накануне выписки, Натке в руки попал церковный календарь.

Шестого августа почитали православную мученицу Кристину. В покровительство и заступничество небес Натка из личного жизненного опыта не очень-то и верила, но имя понравилось. Было в нем что-то необычное, даже таинственное, а уж в поселке никогда и не слышали такое.

И судьба мученицы сначала даже понравилась Натке. А что, в богатой семье жила красавица-дочка. Может, судьба смилостивится, и Кристина найдет себе состоятельного мужа и будет у Натки богатый зять. Дочитав легенду до конца, Натка расплакалась, так ей стало жаль казненную девочку. Кто бы подумал, что родной отец на такое способен! Может, не стоит и называть так дочку? Только вспомнив, что Геннадий никогда не узнает о рождении дочерей, Натка смело выбрала имя для старшей дочери.

Имя второй девочке, родившейся через полчаса после Кристины, Натка не искала ни в каком календаре. Имя само сорвалось с уст – Анита. Правда, имена не очень сочетались с простоватым отчеством, да бог с ним, с этим отчеством. Где тот отец? Да и до отчества новорожденным еще расти и расти. Главное, имена очень Натке понравились.

Медсестры и нянечки только удивлялись, как Натка умудряется различать совершенно одинаковые морщинистые, курносые синеглазые личики. Ничего сложного в этом для Натки не было. Это только с виду они одинаковые. Анита – требовательная, голосистая. Ее первую Натка прикладывала к груди, а вот Тина, та словно понимала, что мать одновременно не справится с двоими, похнычет и лежит себе молча, дожидается своего череда. И засыпали девочки по-разному. Натка приловчилась сначала убаюкать Аниту, а потом брала на руки Тину, да так, еле колыхнув, и засыпала сама, склонившись над дочерью.

– Ты смотри, а она ревнует, – как-то заметила нянечка. – Да, разные у тебя, Натка, девки, хотя на вид одинаковые. И будут разными, попомнишь мои слова. Натерпишься еще.

– Да откуда вам знать, какими будут? – смеялась Натка, любуясь дочками.

– Все оно видно. Это вы, молодежь, ничего не знаете. Понастроили домов родильных, а раньше как рожали? Моя прабабка повитухой была.

От этого слова Натка прыснула со смеху в кулак.

– Не смейся. Думаешь, все могли повитухами быть? Вот тебя, к примеру, никто б и не пригласил дитя принимать.

– Это еще почему? – подзадоривала нянечку Натка.

– Да потому. Повитуха сама должна счастливой быть, чтобы счастье новорожденному передать. Где твое-то счастье?

– Да вот же оно, счастье мое. Даже два.

Слова старой нянечки оказались пророческими. Девочки были совершенно разные, словно от разных матерей.

Натка так закрутилась возле новорожденных, что и не заметила перемен, которые потихоньку происходили в стране. Вначале думалось, что перестройка только в Москве, а до поселка не доберется. Сколько было начинаний. Пошумит в верхах, а донизу волна не докатится – иссякнет.