Первым побуждением Лэйси было крикнуть ему, что никаких десертов в спальне ему не видать, но это желание тут же исчезло. Она поняла, что своим отказом может только им обоим навредить. И предложи он ей заняться с ним любовью прямо сейчас, здесь, под этим фургоном, Лэйси без колебаний согласилась бы. – Я подумаю, – ответила она ему, улыбаясь своими зелеными глазами.
Быстро чмокнув ее в щеку, Трэй вскочил на своего мустанга и, махнув рукой, галопом бросился к костру, туда, где уже начинали клеймить скот.
– Пора вам с Трэем, наверное, жить по-человечески, как все, – произнес Джиггерс, когда Лэйси уже собралась ехать назад на ранчо. – Тогда жизнь и для него и для тебя станет спокойнее, легче. Он ведь просто рассудка лишился с тех пор, как приехал с того последнего перегона прошлой осенью.
Молодая женщина ничего не ответила старику, а только ошеломленно посмотрела на него. По пути домой она долго раздумывала над этими словами. Джиггерс недвусмысленно намекал о том, что вина за то, что Трэю этой зимой пришлось очень трудно, лежит на ней.
«Неужели я все это время была несправедлива к нему? Неужели он продолжал хранить верность мне, как и утверждал?» – думала она.
Добравшись до ранчо и сдав Гнедую кому-то из конюхов, Лэйси предалась радости от предвкушения того «десерта», который она подаст своему супругу в спальне…
В это утро у них возник своего рода обычай, продолжавшийся до окончания клеймения животных. Теперь они не только регулярно проводили вместе послеобеденное время, но и, как положено, делили супружеское ложе по ночам. Любовные игры их затягивались далеко за полночь, и обычно, когда Трэй утром приезжал на работу, остальные ковбои к этому времени успевали заклеймить не одного теленка.
В одно прекрасное утро Джиггерс не удержался и заметил:
– Знаешь, сынок, ты бы поберег себя малость. А то худеешь прямо на глазах. Кончай ты эту свою ночную смену.
В ответ Трэй лишь ухмыльнулся.
– Я скорее дам огрубить себе правую руку – ответил он.
Однажды Лэйси, несмотря на царившее в этот день пекло, решила отправиться в Маренго за нитками – накопилось множество рубашек Трэя, которые требовали немедленной и основательной починки. Стоило появиться дырке на одной, как тут же начинали рваться и остальные.
Когда она зашла в магазин, Нэлли Дулитл встретила ее улыбкой до ушей.
– А у меня для тебя письмо, – объявила она. Сунув руку куда-то под прилавок, женщина достала конверт. – Судя по обратному адресу – из Сан-Франциско!
Надорвав его, Лэйси тут же поняла, что письмо от Итэна Рида.
Она пробежала глазами по строчкам, написанным мужской рукой.
Губы Лэйси невольно растянулись в улыбке. Сложив письмо, она подняла взгляд на Нэлли, которой не терпелось узнать, кто же это пишет.
– Это от Итэна Рида, – пояснила молодая женщина и вкратце передала содержание письма.
– Ну разве это не здорово! – только и вымолвила Нэлли. По лицу Лэйси она поняла, что та не горит желанием обсуждать эту тему. Что же, ее можно понять: полгода эта певица, жена Рида, стояла между ней и Трэем.