Очарование страсти

— Ну, нет. Между вами есть что-то большее, чем служебные отношения. Он вас приглашал с собой в разные места, он познакомил вас со мной на балу ракового фонда.

— И все-таки я не могу сказать, что хорошо его знаю. Далеко не так хорошо, как вы, я уверена, знаете его сами, мисс Адлер. — «Неужели у меня совсем нет гордости?» — думала Лин.

Ева страстно заговорила:

— О, я знаю его очень хорошо! Точно так же, как он знает меня, — настолько, что может помыкать мной, как ребенком! В этом и заключается вся моя беда. Вот почему вы просто должны помочь мне! Потому что я больше не в силах терпеть это. Мне ничего не говорят; я мучаюсь оттого, что ничего не знаю; мне без конца задают вопросы и всегда, всегда отделываются от меня отговорками, увертками или ложью…

Голос ее все повышался и уже граничил с истерией. Чтобы успокоить ее, Лин сказала со спокойной твердостью:

— Я крайне сомневаюсь, что кто-нибудь говорит вам неправду, мисс Адлер. Однако, если вы думаете, что я хоть чем-то могу помочь вам, я сделаю все, что могу. — Лин и сама чувствовала, что в ее словах не прозвучало особой симпатии, но они почему-то оказали желаемое действие. Ева внезапно успокоилась. В самом деле, она, кажется, совсем пала духом, подумала Лин, жалея ее. Ева смотрела на Лин, как бы медленно приходя в себя, а затем просто сказала:

— Вы можете заставить Уорнера сказать мне правду о моем голосе; о том, буду ли я когда-нибудь снова петь.

— Я не могу сделать этого! — Самая неприкрытая паника охватила Лин, заставила сжаться ее горло.

— Но вы сказали, что поможете мне! — обвиняющим тоном возразила ей Ева. — Вы достаточно хорошо знаете Уорнера, чтобы быть в состоянии спросить его об этом. Представьте себе, я точно знаю, что вы это можете! И потом… — Ее взгляд упал на вуаль на голове Лин. — Ведь вы старшая сестра, не так ли? Разве вы не пользуетесь большим авторитетом у хирургов?

— Мой авторитет не распространяется дальше пределов моей палаты, — объяснила Лин. — И я не имею права расспрашивать мистера Бельмонта о его больных, к которым я не имею никакого отношения.

— Больная! Да, теперь это все, чем я стала, — просто больная плюс график температуры и история болезни! — с горечью сказала Ева. — Они теперь начинают говорить и думать обо мне как о каком-то «случае», пока я сама не начинаю напоминать о себе. И однако, я все еще Ева Адлер, я выступала и пела в тех местах, где пение ценят, — до того, как это случилось со мной, тогда я увидела, что у меня нет ни одного человека, которому я могла бы доверять и который сказал бы мне правду. Они должны знать ее. Но они не говорят мне. Или потому, что они не понимают, насколько важно мне это знать, или потому, что боятся. А я не могу больше бороться с ними — не могу!

Она уткнулась лицом в ладони, и Лин, мягко положив руку на ее плечо, думала, как безжалостно этот голый страх лишил Еву всего лоска ее осанки, холодного достоинства, которые, как броня, прикрывали ее от всех.

Лин ни на секунду не поверила, что ее хирург или Уорнер намеренно безжалостно не говорят ей правду. Если они ей так ничего и не сказали, это могло означать только то, что они еще не пришли к окончательному мнению. Только истеричность Евы превратила их сдержанность в садистскую жестокость, направленную против нее. Но как могла она, как могла, думала Лин, возвести такую злую напраслину на Уорнера, который так явно проявлял свою любовь к ней.

Лин заговорила:

— Мисс Адлер, вы не должны так огорчаться. Прошу вас, поверьте мне, я утверждаю, что ни один, вообще ни один врач не станет намеренно обманывать вас. Вы в самом деле разговаривали с хирургом-специалистом относительно ваших опасений?

— Да, но он только отделывается от меня потоком слов, которые ничего не значат. Я уже начинаю думать, что все вы — доктора и сестры — просто специалисты по пустословию…

— А мистер Бельмонт?

— Уорнер? Ну, знаете ли, я всегда вижу, когда он лжет. И я ему не позволяю упражняться на мне в своих профессиональных оговорках, — отрезала Ева.

Лин беспомощно развела руками.

— Но почему же вы думаете, что он скажет мне то, что, по вашему мнению, скрывает от вас? — спросила она ее.

— Почему? Ну, конечно, потому, что с вами он не должен так считаться, как со мной!..

«Как же ей это удается — уколоть меня каждым своим словом?» — думала Лин. Вслух она сказала:

— Но предположим, что он будет не так осторожен в разговоре со мной, как с вами, — вы совершенно уверены, мисс Адлер, что вы действительно хотите знать правду?

— Да… да, хочу. — Но глаза Евы нерешительно забегали.

— Какова бы ни была эта правда? — настаивала Лин.

— Да… Нет!.. Я не знаю, не знаю! — исступленно вскрикнула Ева.

Лин взяла ее за руку:

— Я думаю, что вы хотите получить успокоение, а не правду — если правдой окажется плохая новость. Может быть, вам лучше ждать и верить в лучшее — ждать осталось совсем немного?