Очарование страсти

Он сказал «Лин»! Да, один раз, при ней, обращаясь к Перри, он назвал ее Лин, и тогда она вспомнила, какой лаской это прозвучало для нее. Может быть, говоря с Мэри, для него было естественно называть ее так же, как ее зовет и Мэри. Но почему, думала она, закрывая глаза перед видением счастья и надежды, которое не может сбыться, почему ей так страшна мысль, что он может не приехать?..

Она лежала в затишье сада, наслаждаясь солнечным теплом и то дело чувствуя легкий теплый ветерок, шевеливший ей волосы. Она сама не заметила, как задремала, и пробудилась от мягкого касания к пледу, закрывающему ее.

— О!.. — Разочарование в том, что она все еще одна, сменилось оживлением, когда она увидела, что разбужена новым членом семьи ректора — приблудным рыжим котенком, который, играя, ловил и дергал бахрому пледа. Она наклонилась, дразня его пальцем; он схватил его коготками; палец спрятался, снова показался, его снова поймали. С котенком можно было играть бесконечно. И такою Уорнер увидел Лин — бесконечно милой, поглощенной простой игрой.

Обращаясь к ее склоненной голове, он только и сказал:

— Лин!..

Но в его сердце звучало больше чем ее имя, в нем было обещание вечного вопроса мужчины к женщине…

Лин подняла глаза, встретив его взгляд. Какое-то новое чувство говорило ей, что она еще никогда не слышала свое имя, произносимое с таким выражением. Стараясь выиграть время, она подняла котенка, прижав к щеке короткий мягкий пушок его шейки. Но Уорнер мягко отобрал у нее зверька и посадил его на землю, а потом взял обе ее руки в свои.

— Лин, моя родная, ты даже не знаешь, сколько храбрости потребовалось мне, чтобы приехать сюда к тебе!

— Храбрости?! Чтобы приехать ко мне?!

— Да. Я полюбил тебя так давно, не осмеливаясь признаться в этом чувстве самому себе, не говоря уже о тебе. И даже когда я не мог больше сомневаться в нем, я не решался прийти к тебе, зная, что ты отвергнешь меня; наверное, ты сейчас так и сделаешь. Но с того самого дня, когда ты чуть не упала в жару и я впервые держал тебя в руках, я понял, что раньше или позже я должен сказать тебе об этом и потом решать, что мне делать, — после того, как я сам услышу из твоих губ окончательный отказ и признание, что ты не любишь меня.

— Вы… вы совсем ничего не поняли во мне… — прошептала Лин.

Он выпустил ее руку и смотрел вдаль над ее головой на распускающуюся зелень деревьев. Мрачный очерк губ не изменился, когда он заговорил:

— Я понимаю, я произвожу на вас такое впечатление, что я никогда не любил. А вы знаете, что я никогда просто не решался признаться в этом? Гордость удерживает мужчину от того, чтобы подойти к женщине, которая любит другого. И для меня не безразличен кодекс чести, потому что мне нравился Дринан, я уважал его и думал, вплоть до вчерашнего дня, что вы его любите…

У нее перехватило дыхание.

— А как же вы узнали, что я не люблю его?

— Он сам мне сказал, что сделал вам предложение и что вы отказали ему. Он сказал, что вы любите кого-то другого.

— Он не сказал вам, кто это человек? — Голос Лин был скорее шепотом.

— Нет. Наверное, он не знал.

— Он знал…

Уорнер посмотрел на нее, и в его глазах медленно появилось понимание.

— Лин, ты хочешь сказать?.. — тоже шепотом сказал он, потом вдруг громко рассмеялся: — Ох! Какой же я дурак… Каким же дураком я был!

Обняв девушку, он притянул ее поближе, но потом опять усадил в кресло и встал перед ней на колени, обняв за плечи.

— Скажи мне теперь ты!.. — попросил он.

Она почти лежала на его груди, желая полностью отдаться этому моменту блаженства, который не мог долго продлиться… Он сказал, что любит ее, теперь он знал, что и она любит его. Но где-то в тени еще была Ева Адлер. И из-за этой тени все казалось ненастоящим, несбыточной мечтой. Пока в его жизни была Ева, самые чудесные из всех долгожданных слов теряли значение.

Он не мог догадываться о ее страхах, потому что голос его звучал так восторженно, как будто она ответила ему. Он говорил:

— Мне кажется, я полюбил тебя вначале за твою цельность, за эту храбрость, с какой ты встретила то несчастье — и справилась с ним. Я принудил тебя к очень тяжелому решению, когда сказал, что ты должна вернуться в Бродфилд. Я думал, что зря советую тебе, сам не надеясь, что у тебя найдется столько силы и характера, чтобы сделать это. И только после этого я начал любить тебя — девушку моего сердца, с волшебством в каждом движении, в каждой улыбке.

Все еще цепляясь за кажущуюся реальность этой сцены, Лин сказала:

— Вы ничего не говорили мне.