— Допустим. Уличили клеветники...
— Все десять клеветники?
— Допустим, нет. Заставят уплатить, и вся недолга.
— Уплатить за кражу, за нарушение священного закона собственности...
У Попова забегали глаза. Штильмейстер заметил это.
— Не будем терять время. Подумайте, вспомните и назовите сумму, которую вы наличными должны вернуть наследнице.
Штильмейстер встал. Подал руку. Попов не уходил. Штильмейстер открыл дверь.
На очереди был второй.
С ним повторилось, но более уверенно, то же самое.
— Завтра жду. Я утомлен. У меня встреча с главой фирмы. Идите же, господин Тощаков. Я не могу заставлять ждать меня лошадей. Я с уважением отношусь к животным.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Наутро они пришли в той же очередности. Попов задиристо спросил:
— Сколько, господин Штильмейстер?
— Вам лучше об этом знать, сколько. Воровали вы, а не я.
— Десять!
— Десять? — удивился Штильмейстер. — Как вам не стыдно!
— Сколько же еще?
— Вон! — указал он на дверь. — Вы разговариваете со мной как барин с извозчиком. Сто!
— Сто? — попятился Попов. — За сто лет на сто тысяч рублей самый отпетый ворюга из ворюг в лесу не украдет.
— Может быть, и не украдет, зато отучится воровать. Избавление от тюрьмы всегда стоит дороже преступления. Я не могу долго держать посетителей.
— У меня нет наличных...
— Есть векселя. Пройдите в главную бухгалтерию, к господину Потоскуеву. Я ему сообщу по телефону, и он...,
— В бухгалтерию, а не вам, Георгий Генрихович.
— Очень сожалею, господин Попов, что всякое лицо вы принимаете за зеркало...
Второй «налим», Тощаков, сорвался с крючка. Вместо главной бухгалтерии он умчался на станцию. Это взбесило Георгия Генриховича, вошедшего во. вкус «клиновыбивания». Он позвонил приставу. Перед отходом поезда станционный урядник подошел к Тощакову:
— Вы позабыли уплатить за комнату в гостинице.
Тот вынул десять рублей:
— Прошу прощения... Уплатите за меня, сделайте одолжение.
— Не могу-с.
— Но не опаздывать же мне..,
Тощакова повезли в пролетке. Дорогой урядник ему объявил:
— Не желая позорить вас при пассажирах на станции, я для отвода сказал про комнату. А недоплата у вас за другую меблировку, так что прошу вас к господину Штильмейстеру.
— Зачем же вы уличили себя побегом и дали повод мне на суде сказать об этом? — спросил Штильмейстер.
— У меня нет таких капиталов, как у Попова. Я вполовине против него лес вырубал. Гляньте в контракты...
— Я и хотел половину. Разумеется, векселем. Кто же при себе возит такие суммы?
Штильмейстер в улучшенном виде повторил, как это нужно сделать.
Вечером из рук Георгия Генриховича Цецилия Львовна получила два векселя.
— Как это неожиданно и любезно... Но я считаю несправедливым получать деньги ни за что. Каждый пятый рубль будет вашим, господин Штильмейстер. Это все же какие-то случайные щепки прилетели из моего леса.
Войдя в эту игру, Штильмейстер не захотел останавливаться. Те, кто приезжали за восстановлением контрактов на порубку и сплав лучининского леса по Каме, уезжали из Шальвы, подписав вексель. Те же, кто не приезжал, приглашались деликатными письмами:
«Милостивый государь! Не желая прибегать к судебному посредничеству в отношении несоответствия выплаченного вами к вырубленному, покорнейше прошу прибыть для личных выяснений и уточнений разницы недоплаты».
Далее: «С совершенным почтением имею честь пребывать: за двоеточием следовала четкая подпись — Г. Штильмейстер».
Письма безошибочно били по цели, потому что они посылались ворам, каждый из которых знал, что он вор, и знал, что его могут уличить в краже. Новый лесничий Чердынцев называл их пофамильно. Не ответил только один, самый крупный вор, с которого следовало получить, по подсчетам Чердынцева, больше, чем со всех остальных. Это был тот, в облике которого супруга Льва Алексеевича Лучинина нашла оскорбительное сходство с Иваном Сергеевичем Тургеневым.
Окрыленный перспективой новой охоты за крупным зверем, Георгий Генрихович помчался в его логово. У нас могла бы появиться еще глава о поединке уличаемого и уличающего, но она в новом разночтении повторит тот же сюжет схватки, в которой неизбежным победителем окажется Штильмейстер. Пусть он достигает этого, мы же должны посмотреть на то новое отражение Верхнекамских лесов в делах фирмы Акинфиных, которое возникло после операции Георгия Генриховича...
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Не вдаваясь в тонкости соображений Платона Лукича, отказывавшегося от лесного приданого жены, не будем разбирать, что руководило им. Повышенная ли щепетильность, боязнь ли забираться в дебри прикамской пармы и отвлечься от главных шальвинских дел, или что-то другое, известное только ему... Теперь же он твердо решил ковать золотые подковы из дерева.