– Вероятно, плащ просто заколдовал меня. – Она легким движением плеча скинула его с себя:
– Ой, – произнесла она с напускным изумлением, – это действительно всего лишь плащ, ибо теперь я снова все та же бедная, безграмотная, маленькая девушка. Боже мой, но одежда действительно меняет женщин.
Девушка явно играла, и священник с достоинством вышел вон, однако, он был очарован.
Гэвин с ужасом смотрел на дикие цыганские выходки Бэбби. Когда он встретил её на старой мельнице, чтобы получить от неё деньги для Нэнни, он намеревался отчитать её. До её прихода он вслух повторял то, что хотел ей высказать: «Как ты посмела околдовать меня? В твоем присутствии я швыряю на ветер драгоценные часы субботнего дня и даже забываю про субботу… Я недостойный проповедник Слова… Тем не менее, я призываю тебя, прежде чем мы расстанемся, чтобы никогда более не встретиться, покайся в своих…», и вдруг он услышал пение Бэбби с елки.
– Ты где? – вскричал в изумлении Гэвин.
– Я наблюдаю за вами из высокого окошка, – ответила цыганка, после чего священник, взглянув вверх, увидел её сидящей на елке.
– Как ты туда залезла? – спросил он в полном изумлении.
– На своей метле, – ответила Бэбби и снова запела.
– Но что ты там делаешь? – спросил Гэвин, закипая гневом.
– Это мой дом, – ответила она, – я же говорила вам, что живу на дереве.
– Немедленно спускайся, – приказал Гэвин, на что девушка ответила продолжением шотландской баллады.
В следующее мгновение в его шляпу попал снежок.
– Это за то, что вы так сердитесь, – объяснила девушка. – Почему вы сегодня такой несносный? А кстати, вы знаете, что вы разговариваете сами с собой?
– Ты ошибаешься, – ответил Гэвин сурово. – Я разговаривал с тобой, или, скорее, я говорил себе то, что…
– Что вы хотели сказать мне? – радостно подхватила цыганка. – Так вы предпочитаете читать проповеди вместо обычных разговоров? А я-то надеялась, что вы приготовили для меня нечто приятное. Если это что-нибудь очень приятное, я подарю вам этот пучок еловых веток.
– Не думаю, что мои слова покажутся тебе приятными, – медленно сказал священник, – но мой долг…
– Ах, так это долг, – перебила его Бэбби, – не говорите о долге. Не надо, и тогда я подарю вам вот эти ягоды.
Она вынула из складок своего платья ягоды, сияя торжествующей улыбкой, словно только что обнаружила способ избежать исполнения долга; и Гэвин, вместо того чтобы указать на неё обличающим перстом, стоял в немом ожидании.
– О нет, – сказал он, вдруг вспомнив свой сан и отталкивая девушку от себя, – не пытайся дать мне взятку. Должен тебе сказать…
– Ну вот, – сказала цыганка печально. – Я вижу, вы опять сердитесь на меня. Это потому что я сказала, что живу на дереве? Пожалуйста, простите меня за эту ужасающую ложь.
Она встала перед ним на колени прежде, чем он смог остановить её, глядя на него умоляющими глазами, сложив перед собой ладони.
– Ты опять издеваешься надо мной, – сказал Гэвин, – но я не сержусь на тебя. Но только ты должна понять…
Она вскочила на ноги и заткнула пальцами уши:
– Видите, я ничего не слышу.
– Послушай, что я скажу тебе, – продолжал Гэвин.
– Я не слышу ни слова. Почему вы ругаете меня, когда я сдержала свое слово? Если бы я посмела отнять руки от ушей, я бы отдала вам деньги для Нэнни. И, мистер Дишарт, через пять минут мне надо идти.
– Через пять минут, – эхом отозвался Гэвин с таким мрачным выражением лица, что Бэбби услышала его слова даже с заткнутыми ушами и опустила руки.
– Почему ты так торопишься? – спросил он, механически взяв деньги и забыв все, что он хотел ей сказать.
– Потому что меня ждут дома, – ответила она, с наивным выражением лица взглянув на ель…
– Хотите узнать все обо мне? – спросила она. – А вы действительно думаете, что я цыганка?
Она встала спиной к нему, чтобы посмотреть, кто из них выше.
– Давайте померяемся ростом, – сказала она сладким голосом, вставая спиной к его спине. – Вы не стоите на цыпочках, нет?
Не стоило этого говорить Гэвину, потому что он болезненно относился к своему небольшому росту, но её слова прозвучали так по-детски. Когда она увидела, что он обиделся, ей стало стыдно за себя, и она быстро переменила тему.
Затем, когда она собралась уходить, она сказала:
– Я знаю, что вас тревожит. Вы ждете, когда я спрошу, какого цвета у меня глаза, и вы опять про это забыли.
Он хотел ответить, но она опередила его:
– Не притворяйтесь, – сказала она строго, – я знаю, что вам мои глаза кажутся голубыми.
Она приблизила к нему свое лицо так близко, что они почти соприкасались.
– Посмотрите мне в глаза, – сказала она торжественно, – после этого вы запомните, что они черные, черные, черные.
При каждом повторении этого слова она трясла головой перед его лицом. Она была восхитительна. Он был очарован. Он готов был обнять её, но она убежала.