Очарование зла

— Необходимо предпринять меры по розыску предателя. Группе Эфрона поручается определить его местонахождение, прочесать все гостиницы, проверить всех его знакомых. Список этих лиц вы получите. Вы, Кондратьев… — Безупречный Кондратьев чуть напрягся. — Берете под наблюдение вокзалы. Фотографии Рейсса уже размножаются. Болевич, — тот отозвался спокойным, чуть печальным взглядом. — срочно найдите Кривицкого. Он куда-то скрылся. Кривицкий проживал в гостинице «Наполеон» под фамилией Бартон. Поезжайте туда и ждите. Как только Кривицкий появится, везите его сюда. О предательстве Рейсса ему ни слова. Ни слова — вы меня поняли?

Болевич молча кивнул.

Картина продолжалась.

Титры сменились действием, беззвучные фигурки преувеличенно быстро разошлись, и в шумном городе, где они очутились, все на время как-то странно оглохло, лишилось звучности. Стаей жирных дельфинов, бесшумно, как во сне, проплывали автомобили. Эфрон шел по Парижу, сохранившему лишь внешние, плоские очертания черно-белого немого кино; немногие по-настоящему живые люди высвечивались на улицах слабым признаком цвета. И если бы он оглянулся, то увидел бы пылание нестерпимого красного, как бузинный куст: как раз в это самое время с выставки выходила Марина.

*  * *

Болевич доставил Кривицкого на выставку, как ему и было поручено. Уселся на стул, закурил с доброжелательным видом. Он все еще думал о Вере. Не мог забыть ее лица при встрече на вокзале. И эти белые, оскверненные розы. Сплошной декаданс, если взглянуть на вещи трезво. Но как раз это у Болевича сейчас не получалось. Он жаждал общества Веры, особенно сейчас, когда она находилась совсем близко, в Париже, в одном городе с ним. Протяни руку и возьми. Так же обманчиво близка бывает сразу после восхода луна, низко висящая над горизонтом. Пальцы охотно берут ее, но это лишь видимость; серебристый свет проходит сквозь руку, проникает в самое сердце, но и там не задерживается. Человек может купаться в лунном свете, но не может в нем утонуть.

Болевич затушил папиросу. Все, довольно. Вера — потом. Наблюдать, смотреть, слушать.

Кривицкий держался чуть настороженно, но в общем спокойно. Не ел Дугласа глазами, вообще как будто знал больше, чем показывал.

Дуглас начал с главного:

— Почитайте сперва, что пишет товарищу Сталину ваш друг Игнатий Рейсс!

Кривицкий взял листок, развернул, пробежал глазами несколько строк.

…Близок день суда международного социализма над всеми вашими преступлениями последних десяти лет. Процесс этот состоится публично, со свидетелями, многими свидетелями, живыми и мертвыми. Они явятся все — оклеветанные и невинно убитые — и скажут правду, всю правду…

Кривицкий опустил листки. Игнатий обезумел. Непоправимый романтик, как и все революционеры его поколения. Уголок рта у Кривицкого дернулся в полуулыбке. А Сталин был прав. Все это поколение должно быть уничтожено. Семинарист-недоучка знал, для чего Моисей сорок лет морочил голову евреям, водя их взад-вперед по маленькой пустыньке: Моисей попросту ждал, пока вымрут все, кто помнил египетское рабство. Очень умно. Сталин решил не ждать, пока таковые вымрут сами собой, и несколько ускорил процесс. Еще умнее.

Дуглас впился взглядом в лицо Кривицкого. Не выдержал, отобрал листки.

— И это он осмелился написать товарищу Сталину! Подонок! Предатель! Дайте, давайте сюда письмо… — И аккуратнейшим образом сложил «отвратительное» послание в папку с надписью «ДЕЛО». Заговорил спокойно: — Имейте в виду, Кривицкий: ответственность за измену Рейсса отчасти лежит и на вас. Ведь это вы рекомендовали его в партию. Вы предложили взять его на работу.

Кривицкий молчал. Слушал — что еще выскажет Дуглас. Сейчас, когда собеседник находился в крайне взвинченном состоянии, он мог проговориться. Впрочем, Дуглас тоже знал за собой это свойство. Однажды, желая поразить Веру своим всеведением, он сболтнул ей лишнее и едва не открыл ей имя своего человека в доме Крымова. Никогда нельзя недооценивать собеседника. Вера — не просто хорошенькая блондинка, она — весьма наблюдательная особа. Отделаться от ее вопросов ему удалось лишь посредством грубости.

С Кривицким такой номер не пройдет. Поэтому Дуглас несколько раз вздохнул, закурил и, немного придя в себя, сказал:

— Реабилитировать себя вам возможно лишь одним способом. Вы должны принять личное участие в решении дела вашего друга. Надеюсь — бывшего друга… — Он прошелся по комнате. Резко обернулся. Кривицкий молча следил за ним глазами. — Сейчас самое главное — установить местонахождение Рейсса. Этим уже занимаются…

Болевич пошевелился на стуле и подал голос:

— Может быть, Рейсса уже нет в Париже?

— Я видел его два часа назад, — сказал Кривицкий.

Дуглас подскочил как ужаленный. Кривицкий с удовольствием отметил, что вновь вывел его из равновесия.

— Вы видели Рейсса? Где?