Очарованная душа

– Входите! Он вошел... Тепло комнаты, усталость, голод... У него закружилась голова... Рюш толкнула его в единственное кресло. Он чувствовал, как она расстегивает его набухшее пальто и высвобождает его руки из рукавов. Она что-то говорила, но он не понимал, звуки ее голоса сливались с бульканьем чайника, стоявшего на спиртовке. Она ходила взад и вперед, но он не пытался следить за ее движениями... Глаза у него слипались... На минуту он открыл их: около его губ находилась рука, она вливала ему в рот что-то теплое, подкрепляющее, и ласковый голос говорил ему: «Пей, мой маленький!..» У него не было сил посмотреть выше этой руки, но рука прочно засела у него в памяти. Много времени спустя, когда он возвращался мыслью к доброй самаритянке, перед ним вставало не лицо ее, а рука. В этом полубессознательном состоянии ему казалось, что с ним разговаривает именно рука... Струйка молока влилась в него, голова его откинулась на спинку кресла и тут же свесилась, шея затекла, но он не шевелился; он чувствовал боль во всем теле, а внутри – какое тепло!..

Добрые руки приподнимали его голову, но она снова падала... Еще один проблеск сознания, и он погрузился в забытье...

Когда несколько часов спустя он всплыл на поверхность, то увидел, что лежит вытянувшись, а кругом темно. На потолке, среди мрака, играл бледный отсвет улицы. Тихо, недоверчиво, не шевелясь, точно зверь, просыпающийся в лесу. Марк старался собраться с мыслями. Он медленно шарил вокруг себя ногами. Он лежал на матраце, раздетый, завернутый в одеяло. Под матрацем – плиты пола. Сверху – дыхание, шуршание простынь и голос Рюш:

– Ты проснулся? Тут он вспомнил все и попытался встать, но руки и ноги у него онемели, а Рюш сказала:

– Нет, лежи смирно! Он спросил:

– Но где же это я? Где ты? (Он не обратил внимания, что обращается к ней на «ты».).

– Не волнуйся! Ты в безопасности...

Он продолжал ворочаться.

– Нет, я хочу посмотреть...

– Хочешь, я зажгу свет. Одну минуточку...

Она повернула выключатель. Он увидел над своим лицом лицо Рюш. Ее глаза мигали. Оказывается, она устроила ему постель рядом со своей кроватью. Он сел, и его лоб оказался на уровне ее кровати. Его глаза забегали. Рюш в постели, стена, стол, вещи... Рюш погасила свет...

– Нет, погоди!..

– Довольно!

Он снова лег. Но все виденное, продолжало стоять у него перед глазами, и теперь он старался все осмыслить. Было тихо.

– Ой! – крикнул Марк.

– В чем дело?

– Мое платье!..

– Я его сняла с тебя.

– Ах, Рюш!..

– Оно промокло насквозь... Ничего не поделаешь! На войне как на войне!..

– Мне стыдно! Я к тебе навязался, я тебе мешаю, я беспомощен, как девчонка....

– Ну, ну! – сказал сверху смеющийся голос. – Ты мог бы, однако, не говорить гадостей про девчонок. От них тоже бывает польза иной раз.

– Да, от тебя! Но таких, как ты, поискать надо.

– Стоило только заглянуть в Валь-де-Грас.

Он почувствовал на своем лице длинную руку, свисавшую сверху; найдя его, она погладила ему лоб, веки, глаза, а потом шаловливо ущипнула за нос. Он старался поймать ее ртом, как рыбка, не вынимая рук из-под одеяла. Рюш сказала:

– Я уверена, что ты не знаешь одной нашей орлеанской поговорки.

– Какой?

– Кто не ночевал в Орлеане, тот не знает, что такое женщина.

Он заерзал.

– Я бы рад узнать...

Рука дала ему шлепок и скрылась...

– Нет, друг мой! Нет, друг мой! Сейчас не время узнавать что-либо!

Сейчас надо спать. Погасить все огни!

– Все?

– Все! И те, что горят наверху, и те, что горят внизу. Уже трубили зарю. Спи!

Он помолчал несколько минут, потом заговорил снова:

– Рюш!

– Я сплю...

– Только одно слово! Что это было? Что-то блеснуло у тебя на столе?

– Ничего!

– Револьвер?

– Да.

Она рассмеялась.

– Не против тебя, дурья голова!

– Надеюсь! Ты уверена во мне не меньше, чем в себе.

– Это еще не так много, – обращаясь как бы к себе самой, со смехом возразила она.

Но он услышал только ее приглушенный смех и снова задвигался.

– Неужели ты мне не доверяешь. Рюш?

– Отстань! Спать! Доверяю, друг мой! Настолько, насколько можно доверять мужчине...

– Или женщине.

– Или женщине... И знаешь что? Не жалуйся!

Я и так много тебе сказала... Но, вообще говоря, животным вашей породы лучше доверять, когда держишь в руке оружие.

– Para bellum! <Готовь войну (лат.).> Вот так пацифистка! Бьюсь об заклад, что ты еще никогда не играла этой игрушкой! Да и знаешь ли ты, как с ней обращаться?

– Ну вот, миленький, если ты держал пари, ты проиграл! На что ты держал пари?

– На что хочешь!

– Ладно! Запомним!

– Когда ты играла? И с кем?

– Догадайся!

– Я его знаю?

– Только ты его и знаешь!

– Кто это?

– Я вас видела вместе на днях, на углу, возле кафе Суфло...

В мозгу сверкнуло: рука на перевязи...

– Верон! Она давилась хохотом, уткнувшись в подушку.

– Верон? Верон? Этот толстый боров? <Игра слов: verrat – по-французски – боров.>.