Очарованная душа

Хотя Рюш и знала, что Марк давно уже ничего не слышит, все же она досказала свою историю до конца. И только вдоволь наговорившись и опустошив себя, она остановилась. Когда мельница внезапно умолкла, Марк задвигался во сне. Стул, на котором лежали его ноги, опрокинулся. Рюш удержала Марка за поясок и, обхватив обеими руками вокруг бедер, втащила его спящего, в кровать, рядом с собой. Он был одет, не разут. Она положила его босые ноги на подушку, рядом со своей щекой, а его голову к своим ногам. И тоже заснула. Так провели они ночь рядом, – юна под одеялом, он на одеяле. Оба изнемогали от усталости. Они спали, как умеют спать только в этом возрасте, – семь часов подряд, не пошевельнувшись. Около одиннадцати утра они проснулись, – оба одновременно и в том же положении, как легли.

Марк был изумлен. Одним рывком он сел на кровати и, увидев, что щека Рюш прижимается к его ногам, быстро подобрал их под себя, бормоча:

– Извини, извини!..

Рюш рассмеялась, сказала:

– Спасибо! И тоже села на пятки, как он.

Так они и сидели на кровати, точно китайские болванчики, и смотрели друг на друга.

– Мне стыдно перед тобой, – сказал Марк.

Рюш потерлась носом о нос Марка.

– Ну и стыдись, ну и стыдись, глупый мальчишка!.. Лучшей подушки у меня никогда еще не было... Как я чудесно спала! Я умылась, я освободилась от всей дряни, которая меня отравляла. Ты, конечно, ничего не слышал и не запомнил из всего того, что я тебе высыпала ночью на голову...

Марк попытался вспомнить:

– Ни единого слова.

– Неважно! Я тебе все вывалила. Как хочешь, друг мой, но когда-нибудь ты все припомнишь, по кусочкам. Ведь я говорила тебе прямо в ухо, я тебе все вдула в мозг.

– Хорош подарок!

– А что? Только тогда и становится легче, когда переложишь свое бремя на кого-нибудь другого.

– И тебе стало легче?

– Мне стало совсем легко. Желудок пуст, сердце свободно. Я чиста и свежа.

– Ну тогда ладно. Я молчу.

– И отлично делаешь! Если бы ты теперь посмел намекнуть на что-нибудь, связанное с этой ночью, я бы стала все отрицать. Я отрицаю...

Только посмей! Ничего не было, ровно ничего.

Она поддразнивала его. Он только рот раскрыл, глядя на это самоуверенное, смеющееся, отдохнувшее лицо, на котором ночные судороги не оставили никаких следов.

– Чертовы бабы! – сказал он. – У них семь душ и семь лиц.

– Это еще очень мало, – заметила Рюш.

Она сжала ему руками лицо и ущипнула за щеку:

– Славный ты мой мальчик!.. Маленький мой мальчик!.. Какой же ты худой!.. Как я тебе благодарна!.. Ты не можешь себе представить!.. Даже и не пытайся! Пусть лучше я одна буду об этом знать.

– Я тоже это отлично знаю.

– Скажите, пожалуйста!.. Каков наглец! Глупый хвастунишка!.. Теперь он станет домогаться, чтобы я признала его услуги... еще чего доброго потребует, чтобы я ему заплатила...

– Конечно, потребую! Плати!

– Ростовщик!.. Говори, сколько!

– Обещай мне никогда больше этого не делать.

– Я буду спрашивать у тебя позволения.

– А если я не позволю?

– Я подчинюсь.

Внезапно за шуткой последовал твердый, серьезный тон и открытый взгляд, говоривший:

«Довольно шуток!»

– Ладно! – сказал Марк. – Помни, что ты обещала.

Они взялись за руки.

– А теперь, – сказала Рюш, вытаскивая ноги из-под одеяла, – давай есть! Я чертовски проголодалась...

И она соскочила на пол...

Марк был в затруднении. В кошельке у него было пусто. Рюш догадалась об этом. Она нагло заявила:

– Беру тебя на содержание. Я плачу!

Марк энергично запротестовал.

– Миленький! Ты должен будешь подчиниться. Иначе наше соглашение пойдет прахом! Я снова становлюсь убийцей.

Марк стоял на своем.

– Закрой рот! Откроешь его за тарелкой.

– Рюш! Ты хочешь меня унизить.

– Ну разумеется! Это тебе очень полезно для здоровья. Ты же лопаешься от спеси. Значит, надо ее сбить. Меня-то ты отмыл? Каждому свой черед!..

А скажи, пожалуйста: правда, что за тебя никогда еще не платила женщина?

– Конечно, нет!

– Вот и отлично! А я за тебя буду платить! Она потирала руки, она кружилась, она взяла его за локоть и ущипнула, когда они спускались по лестнице; наконец они вышли на улицу.

В студенческом ресторане они ели мясо с кровью.

Кроме того, что значилось в общем меню, Рюш потребовала пирога, маслянистого сыра бри и бутылку старого бонского. В ее глазах сверкала лукавая насмешка. Сопротивляться ей было бы опасно. Марк смирился. Он предоставил ей делать все, что она захочет, и был доволен. Его сознание отяжелело; оно молчало, как сторожевая собака, которую перекормили. Хорошо было все-таки хоть раз наесться досыта!

Из ресторана Марку надо было идти на работу.

Рюш сказала ему:

– Дай-ка мне твой ключ! Вечером он застал ее у себя в комнате. Она чинила его рубашки и носки. Она вытряхнула все, что лежало в ящиках и в чемодане. Бумаги и вещи были навалены на кровати, на двух стульях, на полу. И не все было чисто, далеко не все! Марк обычно запихивал грязное белье в угол стенного шкафа. Рюш все вытащила, рассортировала, подсчитала, пересмотрела и даже кое-что выстирала в тазу. Перед окном, на веревке, сушились тельники и носовые платки.