Очарованная горцем

— Это верно, — буркнул Роб. Он так до сих пор и не решил, правильно ли он поступил, оставив Эшера в живых. — Завтра прямо с утра приставь его к какому-нибудь делу. Нам нахлебники не нужны.

— Угу, идет. Отправлю его чистить конюшни. Держу пари, там ему самое место! Дерьмо — к дерьму! — захохотал Уилл.

— Уилл… — нерешительно начал Роб.

— Угу… что?

Оставив в покое пробку, кузен поднял голову.

— Как мне объяснить отцу, что он тут делает?

Уилл широко ухмыльнулся:

— Ну, объяснить, что делает английский капитан в нашем замке, дело нехитрое. Куда труднее будет объяснить, что делает в твоей постели королевская дочка!

Роб со стоном поскреб подбородок. Уилл разлил виски по кружкам.

— Я сделал своим смертельным врагом человека, ради которого мой отец проехал половину Англии!

Сжалившись, Уилл протянул ему кружку с виски, потом успокаивающе хлопнул кузена по плечу.

— Ну, он как-никак твой отец. Уже поэтому можно не опасаться, что он свернет тебе шею. Во всяком случае, сразу. — Уилл поднял кружку. — Ладно, давай выпьем за твое счастье — пусть и недолгое, кто знает.

Роб смерил кузена тяжелым взглядом, но Уилл и ухом не повел. Они чокнулись и молча выпили.

— Проклятие! — закашлялся Роб, когда огненная жидкость обожгла ему горло. На мгновение ему показалось, что она прожжет ему дыру в желудке. — Как можно пить эту мерзость?!

Уилл, зажмурившись, осторожно подышал открытым ртом и только потом открыл глаза.

— Будь я проклят, если знаю! — с чувством сказал он.

Потом с тяжелым вздохом вылил содержимое бутылки на пол.

— В чем дело? — рявкнул он, перехватив изумленный взгляд Роба. — Это же сущая отрава! В конце концов, кто-то из наших отыщет ее, выпьет и отправится к праотцам!

— Угу, — хохотнул Роб. — Скорее всего это будет твой собственный отец. И случится это, когда Ангус узнает, что кто-то прикончил его пойло.

— Не-а, — буркнул Уилл, убрав подальше пустую бутылку. — Мой старик справится с этим старым ублюдком одной левой, вот увидишь!

Роб, неслышно приоткрыв дверь спальни, молча смотрел на спавшую в его постели Давину. Он многим рискнул ради нее и до сих пор не был уверен, сможет ли отец понять его. Впрочем, Робу было все равно. Он бесшумно пересек комнату и поставил поднос у изножья кровати. Да и куда он мог отвезти ее? Тут, в Кэмлохлине, английские законы не действуют. Впрочем, кого он пытается в этом убедить — самого себя? Забравшись в постель, Роб любовался ею. Разве он мог не влюбиться в нее? Это было все равно что усадить голодного за стол, изобилующий всякой снедью, и надеяться, что бедняга ни к чему не притронется. Роб осторожно поцеловал ее в лоб и улыбнулся, когда Давина беспокойно шевельнулась. Разметавшиеся по подушке волосы отливали золотом и серебром. Роб бережно отвел в сторону непокорную прядь. Губы Давины, нежные, точно лепесток розы, слабо улыбались. У Роба перехватило дыхание — ради нее, если придется, он готов пойти против самого короля, подумал он. Да что там короля — ради этой женщины он пойдет против собственного отца. Склонившись к ее губам, Роб жадно втягивал запах Давины. Внезапно, словно почувствовав его присутствие, Давина широко открыла глаза, и Роб вновь испытал знакомое ощущение — словно он летит в какую-то бездонную пропасть. Господи, как же он любит ее!

— Мне снился ты, — с нежной улыбкой прошептала Давина, протянув к нему руки. — Ты держал на руках нашего малыша.

— Угу… вот как?

И задохнулся. Внезапно он увидел то же самое, что увидела она, увидел с такой отчетливостью, что у него на мгновение закружилась голова.

— И на кого же была похожа наша дочь? — поинтересовался он, когда снова обрел способность говорить.

— А откуда ты знаешь, что это была девочка? — изумилась Давина.

— Потому что я хочу именно девочку. Дочку — такую же красивую и храбрую, как ее мать.

Обвив его шею руками, Давина со счастливой улыбкой прижалась к его губам. Внезапно в животе у нее жалобно и громко заурчало. Оба рассмеялись.

Высвободившись из ее рук, Роб потянул Давину за руку.

— Вставай, милая, я принес тебе поесть. Только… можно, я сам тебя покормлю?

Усадив Давину к себе на колени, Роб аккуратно окунул краюху овсяной лепешки в мед и поднес ее к губам жены. Давина откусила кусочек, блаженно зажмурилась и принялась жевать.

— Вкусно? Вот так же и ты для меня, — хриплым от едва сдерживаемого желания голосом пробормотал Роб.

У него чесались руки опрокинуть ее на постель. Заставив себя не думать об этом, он протянул ей ломтик яблока и едва не застонал, когда она быстро облизала его липкие от сладкого сока пальцы. Роб позаботился прихватить с кухни немного ягод — велев Давине подождать, он осторожно брал каждую в губы и кормил ее, целуя жену всякий раз, когда губы их соприкасались. Капелька меда упала ей на подбородок. Роб быстро слизнул ее — и едва не застонал, почувствовав, как мгновенно закаменела его плоть. Оба тут же забыли о еде.