— А вы очень проницательны, — заметил он и пояснил: — На момент моего ареста, то есть в самом конце девяностых годов, я был офицером ВДВ, начальником разведки полка, прошел в свое время почти все военные конфликты, которые полыхали на Северном Кавказе. Северная Осетия, Чечня… Да вы понимаете. Я знал обо всем этом не понаслышке. Но где бы мне ни приходилось бывать, я всегда помнил, что такое офицерская честь. Мне было не просто неприятно, а даже дико наблюдать за тем, как персоны высокого ранга наживались и на простых солдатах, и на самих военных конфликтах. Был у нас один генерал, который воровал все, что только видел. Вагонами с Кавказа разное добро вывозил. Однажды на совещании комсостава нашего полка он взял да с пафосом ляпнул что-то там про офицерскую честь. Дескать, надо ее блюсти, не запятнать и так далее. Я тогда, прошу извинить за выражение, просто охренел от этого наглого двуличия, попросил разрешения обратиться и в присутствии всех высказал ему в глаза все, что думал о нем, и о реальном состоянии его чести. Я старался подбирать приличные выражения, но смысл моих слов все равно был один. Как может шлюха призывать кого-то блюсти целомудрие? Еще раз пардон за мой французский. Сослуживцы сидели с каменными лицами. На роже у генерала застыла нагловатая ухмылка. В тот день он ничего мне в ответ не сказал, как-то перевел стрелки, а совещание закрыл. Меня многие негласно поддерживали, но присоединиться боялись. А реакция этого подлеца в генеральских погонах долго себя ждать не заставила. Вопреки моим должностным обязанностям, меня отправили инспектировать какие-то склады. Там мне в еду подмешали крепкое снотворное. Пока я был без памяти, люди генерала подчистую вымели все содержимое складов. А на следующий день приехала комиссия из Москвы. Обнаружилась пропажа. Я ни сном ни духом. Меня за ушко да на солнышко. Мол, это я решил воспользоваться служебным положением и разворовал склады. За это, собственно, и сел, лишившись воинского звания и наград.
— Так почему же вы за собой этого генерала не потащили? — спросила Тверская, увлекшись перипетиями рассказа Дениса.
— У меня ничего на него не было, — признался тот. — Следствию нужны улики. Даже если бы я их и имел, то меня бы все равно вряд ли послушали. Дело сшили по заказу генерала и довели его до логической точки. В общем, упрятали меня за решетку почти на пятнадцать лет. Я и поверить не мог, что сумею выдержать весь этот срок. Володя, с которым я уже на самой зоне познакомился, вселил в меня уверенность и постоянно поддерживал во мне присутствие духа. Крепко мы с ним сдружились тогда. Было о чем поговорить, порассуждать. У него ведь на все своя особенная точка зрения имелась. Он как-то неожиданно, очень своеобразно смотрел на окружающий мир и на все то, что в нем творится. Я после разговоров с ним даже зону стал иначе воспринимать. Это трудно объяснить, но, в общем и целом, мне стало намного легче находиться там. Хотя все равно лиха пришлось хлебнуть изрядно…
— Погодите-погодите, — остановила его Анна. — У Володи в одной песне были строки: «На созвездие Малой Медведицы сквозь решетку ты смотришь, мой друг». Это о вас, да? Ведь так получается?
— Мне бы хотелось, чтобы именно обо мне, — чуть смущенно заметил Карбалевич. — Но, скорее всего, это собирательный образ, где есть лишь частичка, взятая от меня.
— Понятно, — задумчиво протянула женщина. — И как же вам там дальше пришлось? Володя ведь явно раньше вас на волю вышел.
— Ну да. — Мужчина вздохнул. — Когда он откидывался, мне было не по себе. С одной стороны, я был рад, что он наконец-то окажется по ту сторону линии охраны и колючки. С другой — меня донимало ощущение, будто я теряю часть своей души. На прощание он мне пожелал держаться и не терять себя. Казалось бы, всего пара обычных слов, а для меня они были очень важны. В моральном отношении. Ну а то, что Тверской меня с воли грел, — это вообще отдельная страница. Помощь была неоценимая. Я ведь после его выхода на волю практически не вылезал из штрафного изолятора. Зона ведь красная была. Вы знаете, что такое красная зона?
— В самых общих чертах, — в некотором замешательстве ответила женщина, стесняясь, что вдова известного русского шансонье может не знать такой элементарщины.