Очарованный принц

Подобно всем вельможам, он отличался быстрыми переходами от самого униженного страха к бесстыдству. Он смело вошел в хибарку и повергся на колени перед ишаком:

– Да простит мне сиятельный принц, что я осмелился нарушить его царственную трапезу, но действия этого человека внушают мне истинную скорбь по крайнему их неприличию… Разве так прислуживают царственным особам? – строго обратился он к Ходже Насреддину. – Передай мне лепешки! Пусть это будет для тебя первым уроком в соответствии с пожеланиями великого принца. Передай абрикосы. Смотри и учись!

Да, было на что посмотреть и чему поучиться! Как изгибался Агабек, подавая лепешки, как тщательно обмывал абрикосы и резал их пополам, удаляя косточки! Сколь сладки, льстивы и вкрадчивы были его речи! Поистине, таких почестей никогда еще не удостаивался ни один ишак в мире, не исключая даже и того, на котором великий иудейский пророк Исса совершил некогда свой въезд в Иерусалим.

Когда обе корзины опустели, Агабек потребовал полотенце и с благоговением вытер ишаку морду. Тот, вообразив, что ему подносится какое-то новое блюдо, забрал полотенце в пасть и начал жевать, но, обманувшись в своих ожиданиях, выплюнул с отвращением.

– Сиятельный принц окончил трапезу! – возгласил Агабек, глядя на Ходжу Насреддина с победным торжеством и даже свысока. Так всегда бывает во дворцах: те, которые возвели царя на трон, удаляются, вперед выходят льстецы.

Потом они долго сидели на камне у дверей мазанки. Окрыленный первым успехом, Агабек пристал к Ходже Насреддину, как репей к ишачьему хвосту. Он уже сообразил, что дело здесь не маленькое и путь из этой убогой хибарки ведет прямо в Египет, к подножию трона. Все чувства, составлявшие основу его души, то есть неутолимое честолюбие, алчность и любовь к власти, пришли в неописуемое волнение. Позабыв о своей усталости, о позднем часе, он безотвязно расспрашивал Ходжу Насреддина обо всем, касающемся принца: когда и при каких обстоятельствах превратился принц в ишака, где был в это время Ходжа Насреддин и от кого узнал о великом бедствии, постигшем египетский трон, где встретил принца и как различил его среди прочих ишаков? Ходже Насреддину пришлось бы туго, если бы он не подготовился к этим расспросам заранее. Он в ответ рассказал Агабеку длинную и запутанную, по по тем временам вполне правдоподобную историю, которой мы здесь излагать не будем, исходя из того, что каждый может сам выдумать ее для себя, вполне по своему вкусу.

– Вот, с той минуты, как я встретил его, согбенного под вязанкою хвороста, на горной тропе близ Пенджаба, и до сих пор, уже четыре полных года, я мучаюсь с ним, – закончил со вздохом Ходжа Насреддин. – Но теперь, благодарение аллаху, конец моим мучениям близок: волшебный состав изготовлен. Я задержусь в этом селении еще недели па две, чтобы набрать в запас волшебной травы, ибо она произрастает только здесь, а затем направлюсь в Египет. День, когда я перед лицом великого султана завершу свое дело и верпу ему наследника, будет счастливейшим в моей жизни.

– Еще бы! – подхватил Агабек. – Получить должность египетского визиря и главного дворцового казначея!

– Кто сказал тебе, что я собираюсь получать эту должность? Пусть султан оставит при себе свои милости, я не воспользуюсь ими.

– Ты не воспользуешься? Как это понимать? Что же, ты откажешься от должности визиря?

– Конечно, откажусь. Я жажду только одного – свободы и уединения. Полагаю, что и всякий на моем месте отказался бы, если бы знал характер принца так же хорошо, как я.

Он заглянул в хибарку, плотнее прикрыл дверь:

– Принц спит, можно говорить без опасений. Поверь мне, хозяин: это самое невыносимое существо из всех четвероного-двуногих, населяющих землю! Упрямством он подобен ишаку! Не будь он принцем, я никогда не стал бы возвращать его в человеческое состояние, ибо теперешнее больше подходит ему. Он злобен, вздорен, сварлив, криклив, придирчив, – словом, носит в себе все наихудшие пороки ишачьей природы и человеческой природы, слитые воедино. Говорят, что его светлейший родитель еще хуже. Теперь суди сам – как могу я, не искушенный во дворцовых коварствах, принять должность визиря? Сегодня визирь, а завтра – без головы?

Агабек внимал, замирая, не веря ушам: счастье так ц плыло к нему, так и шло само в руки!

– Ну, какой из меня царедворец! – продолжал Ходжа Насреддин. – Я рожден не для власти, а для уединенного размышления, мое дело – исследование тайн. Уже двадцать лет я отдал науке волшебства – и не зря, в чем ты сегодня убедился. И вдруг я должен все это бросить? Ради чего? Чтобы меня каждодневно водили в тайную комнату?..