Очарованный странник. На пути к знанию Карлоса Кастанеды

Это была, так сказать, «официальная версия» — та, которую я помнил всегда. Но еще была такая часть меня, которая выделяла это событие как очень важное. И когда я все–таки сфокусировал свое внимание пересмотра на этом событии, у меня появились дополнения к старой версии. Во–первых, я вспомнил, что когда залез на крышу этого автомобиля, то сразу не понял, как дети скатываются вниз. Тот мальчик, который предложил мне присоединиться к ним, сказал, чтобы я не боялся, и что у меня есть особые линии света, и что, если я сфокусирую одну из них внизу, то по ней смогу плавно сьехать вниз. После чего он сам плавно сьехал вниз, и я заметил, что он действительно перемещался по линии света.

Когда он опять поднялся ко мне наверх, он сказал, что я должен выделить одну линию света, сфокусировать ее на том месте, где я хочу приземлиться и позволить этой линии доставить меня вниз. Пока мальчик говорил, вокруг стало темно, и я действительно увидел какие–то линии, потом выбрал одну из них и сфокусировался на том месте, где она соприкасалась с землей. Мальчик повторил мне, чтобы я не боялся и просто позволил этой линии доставить меня вниз, что я и сделал. Надо сказать, что все дети, которые там присутствовали, катались так.

Знаешь, интересно, что эту часть своего сновидения я помнил всегда, так как она имела линейную последовательность. Но потом я выделил только некоторые части события. Сейчас я понимаю, почему.

Дело в том, что для запоминания я выбрал такой вариант, который мог бы рассказать. Но я не мог рассказать, что перемещался по линиям света, ведь меня просто не поняли бы. Это не является общим соглашением. Никто вокруг не пользуется линиями света для перемещения. И поэтому я выбрал тот вариант, о котором мог бы рассказать другим.

Мы так и живем, обращая внимание только на то, что можем рассказать другим, только на то, что вписывается в общую картину мира. Это очень сильно ограничивает наше восприятие, или даже не восприятие, а нашу память о воспринятом. И по этой причине мы очень часто выбираем такие действия, рассказ о которых красиво звучит, но на самом деле это пустые действия. Их единственная ценность в том, чтобы произвести впечатление, но часто это кончается тем, что мы так ничего и не рассказываем. Мы просто тратим свою энергию и время впустую.

Я очень хорошо поняла, что он имел в виду, даже может лучше, чем мне самой того хотелось.

— Вторую часть этого сновидения или видения я вспомнил только совсем недавно, — продолжил Странник, — и тут все дело в том, что там была нарушена линейность. Дело в том, что в линейной последовательности событий у меня осталось воспоминание, как мы заглянули в избушку, а в следующий миг уже выходили оттуда. И я был чем–то очень сильно озабочен, но эту свою озабоченность я толком не мог выразить, но помнил о каких–то темных тенях, которые нас пожирают.

И тут я опять выбрал помнить, что это касается только детей, потому что и представить себе не мог, что и взрослым что–то угрожает. В том возрасте, в котором тогда был я, взрослые обладают непререкаемым авторитетом, и поверить в то, что они тоже уязвимы, я просто не мог.

Мне удалось вспомнить, что, как только я заглянул в темноту внутри этой избушки, в следующий миг мы с моим проводником оказались идущими через какие–то кусты. Когда мы вышли на место, то перед нами открылся великолепный вид. Внизу под нами была чашеподобная долина, в которой располагался небольшой городок. Были сумерки, но сказать, что это было, утро или вечер, я точно не могу.

Мы с моим новым другом уселись на каких–то камнях, и он сказал, что это очень хорошее место, чтобы увидеть то, что он хочет мне показать. Ждать долго не пришлось, и я увидел, как с горы огромным прыжком на дно этой долины опускается большая черная тень. В это время мой друг мне что–то обьяснял, но это все было слишком сложно для понятия трехлетнего ребенка. Поэтому я хорошо запомнил только картинки. Потом было видение святящихся шаров висящих на каких–то светящихся нитях. Этому тоже сопутствовали какие–то обьяснения, но и их я вспомнить не могу.

Следующая сцена была уже в доме, который находился в этой долине. И мой новый друг обьяснил мне, что дом, который находится в долине, и дом, в котором находится детский сад, как–то между собой связаны. После этого я проснулся, я находился в детском саду, у нас был тихий час. Я хотел сразу же выйти во двор и снова покататься с этой машины, но меня уже ждала мать для того, чтобы забрать домой. Это было, когда меня в первый раз оставили на столь продолжительное время в детском саду, и это был мой первый тихий час.

— Ты знаешь, что сейчас в том доме? — спросила я.

— Да, — ответил он, — этот дом меня всегда очень сильно интересовал, но больше я туда так и не попал.

Сейчас детский сад перенесли, и, наверное, там живут люди.

— У тебя нет желания снова туда попасть? — поинтересовалась я.