Так и случилось. Обнаружив, что наша юная родственница проснулась, мама сразу смягчилась, в ней как будто щелкнул переключатель, столь внезапным оказалось преображение: лицо расслабилось, сурово поджатые губы дрогнули в улыбке, в глазах зажглась теплота; конечно, все эти чувства были обращены не на дочь (меня то бишь), а племянницу.
-Дорогая, как ты? - мама склонилась над постелью Насти и ласково поправила ее одеяло, погладила по растрепанным волосам. - Что болит?
Взгляд девочки снова расфокусировался, стал рассеянным. Наверно, она временно отключилась от внешнего мира и сосредоточилась на своих внутренних ощущениях.
-Голова... - наконец, слабым голосом сказала Настя, закрывая глаза.
-Болит голова? - тревожно повторила мама. - Сильно?
-Да... - едва слышно протянула кузина. - Или... нет... не знаю... кружится все...
Она помолчала, вслушиваясь в себя, потом все тем же слабым, словно сломленным голоском сказала:
-Мне душно... и страшно.
Мы с мамой переглянулись, недоумевая. Впрочем, мама была удивлена больше меня... в конце концов, нечто подобное я уже слышала минувшей ночью., когда Настя жаловалась на страх... хоть и не объяснила его причин.
Я наклонилась к девочке и, откашлявшись, с деланой небрежностью уточнила:
-А чего ты боишься? Что тебя пугает?
Настя снова открыла глаза, взгляд был мутным.
-Не знаю, не помню, - теперь она дрожала всем телом. - Мне снился странный сон.
Я покосилась на мать - она по-прежнему выглядела недоумевающей, хотя явно старалась взять себя в руки, видимо, полагая, что сомнения и тревога лишь усугубят ситуацию и еще больше напрягут нашу несчастную гостью.
-Сны - последствия гриппа! - бодрым тоном, с уверенностью, которой наверняка не ощущала, заявила мать, и я мысленно ей зааплодировала. - Мы сейчас дадим себе горячего чаю с малиной, и все пройдет.
Я сомневалась, что столь простой рецепт решит проблему, но возражать не стала. Маму следовало занять какой-нибудь бурной деятельностью - переключившись на Настю, она позабыла обо мне, и я была этому только рада. Мне следовало поразмыслить обо всем, что произошло, и посоветоваться кое с кем... с единственным человеком, который готов слушать безумные предположения.
Конечно, я подразумевала свою бабушку. Уж кто-кто, а она не станет смеяться, выслушав мои сомнения!
* * *
Бабушка и не стала смеяться. Более того, она отреагировала нетипичным для себя образом, без привычной ее образу ироничной и снисходительной аристократичности. Куда вдруг подевались ее изысканные манеры?! Бабуля рвала и метала, невзирая не почти светское общество - я даже пожалела, что мы встретились в моем любимом ресторанчике, лучше бы пили чай у меня на кухне.
-Ты где вообще его выкопала? - возмущалась бабушка, не трудясь понизить голос. На нас уже косились, чем ужасно меня смущали.
Я пожала плечами, стараясь держаться независимо и небрежно, словно не замечая чужих взглядов, насмешливо скользящих по нашим с бабушкой фигурам.
-Какая разница? У нас с ним нет ничего серьезного.
Бабушка прищурилась, всматриваясь в мое лицо. Казалось, она пытается прочитать мои мысли.
-Он опасный молодой человек! - строго и громко произнесла она после тяжелой паузы, по-прежнему не понижая голоса - вероятно, хотела, чтобы все посетители кафе были в курсе моих амурных дел. - Опасный!
Мне стало смешно. Антон, опасный? Забавная шутка...
-Бабуль, не выдумывай! - махнула я рукой. - Какой он, к черту, опасный?! Пацан... хлюпик...
Бабушка поджала губы.
-Может быть, но сообразительный при том.
-Ну и что такого он насоображал? - удивленно осведомилась я, недоверчиво взирая на свою почтенную родственницу. Шутит или нет? Если да, то ее остроумие явно дало сбой...
Бабушка ответила не сразу. Она сидела, по-царски распрямив плечи, в красивой картинной позе, и неторопливо помешивала ложечкой свой остывающий кофе. Истинная баронесса, и не поверишь, что несколько минут эта немолодая аристократка громогласно возмущалась, позабыв о приличиях.
-Ты чего молчишь? - не выдержала я, наконец. Никакого терпения не хватит с моими родичами, особенно женского пола! - Если уж начала говорить, так продолжай! Что за манера скрытничать?!
Теперь уже на МЕНЯ оглядывались - впрочем, я была слишком зла, чтобы обращать на это внимание.
-Я не скрытничаю, - со вздохом возразила бабушка, отодвигая ополовиненную чашку и поднимая на меня утомленный взгляд. Я даже поежилась, так непривычно было видеть оттенок усталости на ее лице; госпожа Гертруда была личностью неутомимой и бодрой, невзирая на годы. - Я не скрытничаю, Эля, - повторила бабуля с нажимом. - Я... не знаю, как тебе донести свою мысль. Боюсь, ты отнесешься к моим словам предвзято и с насмешкой... и если в обычных ситуациях я не против твоего упрямства, то этот случай слишком уж серьезный. Тут не до иронии.