Очаровательна, но упряма

— Что я буду приезжать к тебе и набирать его на твоем компьютере!

— Вот это мило! — Я остановился и вытаращил на нее глаза. — А ты думаешь, мне это будет легко?

— В каком смысле?

— Гм! Да в смысле сидеть с тобой в одной комнате и заниматься всякой ерундой вместо любви!

— Ничего, потерпишь! — лукаво блеснув глазами, заявила Алина.

Я смотрел на нее и чувствовал, как синусоида моей влюбленности взбирается все выше, и выше, и выше…

— Какая ты смешная и милая, — сказал я, поворачиваясь назад и улыбаясь. Алина сидела на диване и диктовала мне текст своего диплома, который я набирал на компьютере. Работы было много, и я поставил сбоку от себя зеркало, чтобы постоянно следить за выражением ее лица. Особенно меня умиляло и забавляло, когда у нее не сходились какие-то данные и она начинала хмуриться и чертыхаться.

Приближался конец года, и мы работали почти ежедневно, причем она приезжала утром, а уезжала вечером. В середине дня мы делали перерыв — обедали, болтали, курили, — а потом снова рассаживались по местам: я — за компьютер, она — на мой диван.

За время работы над дипломом мы сблизились едва ли не сильнее, чем за все предыдущие годы! Честно сказать, но теперь мне уже казалось просто немыслимым, что и на этот раз она мне откажет, что опять сумеет оттолкнуть, что все это сближение пойдет прахом. Ведь нам было так хорошо, весело, приятно в обществе друг друга!

В один из таких дней в коридоре зазвонил телефон. Когда я вернулся в комнату, то застал Алину в томной позе — она сидела на диване, склонив голову на подушку. Темно-русые волосы ее слегка разметались, открывая нежное белое ушко. Глаза лениво следили за солнечным лучом, пробивавшимся сквозь легкую тюлевую занавеску, а тонкие пальцы задумчиво водили по мягкому велюровому покрывалу.

— Не шевелись! — приказал я, бросаясь за фотоаппаратом. — Ты сейчас выглядишь прелестнее, чем Аленушка на камне. Нельзя упустить такой кадр.

Она лениво усмехнулась, но позволила себя пару раз щелкнуть.

— Садись за компьютер, и поехали дальше.

— Нет уж, подожди. — У меня разгорелся «аппетит».

— Что это ты на меня так плотоядно смотришь? — тут же заметила она.

— Да пришла тут в голову одна соблазнительная мысль…

— Ну выкладывай.

— А что, если нам сделать несколько пикантных фотографий?

— Каких это — пикантных?

— Ну, например, ты снимешь джинсы, останешься в одном свитере и колготках, и я поснимаю твои чудные ножки, а?

— Еще чего!

— А что такого?

— Не хочу.

— Тогда я не буду диплом делать!

— Ну и не надо.

В результате долгих переговоров она все-таки согласилась, зато я едва не пожалел о своем предложении. Я уже говорил о том, что ножки у нее были самые красивые, какие я когда-либо видел в своей жизни. Поэтому фотографировать Алину лежащей на моем любимом диване в одних колготках, да еще с лукавой улыбкой на бледно-розовых губах, оказалось адски нелегким делом. Я так возбудился, что всерьез начал опасаться за прочность собственных джинсов. А уж якобы случайные прикосновения к этим чудным коленкам… Какой там стриптиз, какие там порнофильмы — оказалось, что именно в этом достаточно невинном занятии таится самое адское возбуждение. И это вполне естественно, поскольку я видел ее в подобном виде первый раз в жизни.

Другие способы отвлечься от надоевшего диплома носили не столь эротичный характер.

— А что, если нам погадать? — однажды предложил я, доставая с полки классическую китайскую «Книгу перемен» — «Ицзин».

— А как? — тут же заинтересовалась моя любимая плутовка.

— Очень просто. Нужно шесть раз подряд бросить кубик, в соответствии с выпавшим четом или нечетом составить гексаграмму — это черточки, записанные в столбик, а затем найти в книге ее истолкование. Давай попробуем?

— Давай, только ты первым будешь бросать.

— Ладно, — и я шесть раз подряд кинул кубик.

— Ну, и что у тебя выпало?

— Гексаграмма номер два — «Кунь», то есть по-китайски «исполнение». Вот послушай, что это значит:

«Даже самое напряженное творчество не сможет реализоваться, если для него не будет подходящей среды. Но эта среда должна быть абсолютно податливой и пластичной, поэтому она метафорически изображается в образе кобылицы.

В изначальном развитии благоприятна стойкость кобылицы…» Ну надо же, я именно так и думал!

— Что ты думал?

— Понимаешь, котик, — и я нежно коснулся ее руки, которую она немедленно отняла, — я пришел к выводу, что так сильно тебя люблю и желаю, а наш роман продолжался так долго именно благодаря твоей «стойкости». Ведь, чтобы стать самой желанной, нужно действовать именно так, как действуешь ты, — то есть отказывать в любой малости. Ну вот чего ты, например, сейчас отняла руку?

— Не люблю, когда меня держат за руку.

— Да глупости это все. За руку ее не подержишь, поцеловать не поцелуешь… Естественно, что, когда постоянно отказывают в таких пустяках, их будет хотеться гораздо сильнее, чем, извиняюсь за выражение, трахнуть самую красивую женщину в мире. Ну ладно, слушай дальше: