Очаровательная блудница

— Как же я с ними все лето? Здесь полный абалаковский рюкзак… Нет, мне хватит одной. Лучше ты забирай. Не хочу отнимать твою судьбу.

Все, что возникло, родилось между ними в это короткое время, сейчас рушилось. И Женя, должно быть, почувствовала, что с ним происходит.

— Люди находят клады и начинают их делить, драться, — вдруг проговорила она с печальной улыбкой. — А мы с тобой не знаем, как от него избавиться. Чемодан без ручки… Хочешь, скажу, что ты загадал?

— Не хочу, — наливаясь угрюмостью, буркнул он.

— Ты уедешь сегодня? — Она дотянулась рукой и запустила пальцы в бороду, как вчера ночью.

И взмученные чувства как-то враз посветлели.

— Не знаю…

— Сегодня не уезжай. — Голос отроковицы стал трепещущим, словно птичка, зажатая в кулак. — Пусть у нас будет еще одна ночь. Я тебе расскажу историю о зимующей ласточке.

— Здесь будет много народа, — выговорил он немеющими от предчувствий губами.

— А чтобы никто не мешал, мы спрячемся. Возьмем палатку и уйдем в лес. Там найдем местечко… заветное, тайное. И наперекор всем приметам, наперекор судьбе!..

— Книжки читаете? — насмешливо и громко сказал Гузь, внезапно появляясь на стане. — Вот молодость!

Явно подкрался, гусь лапчатый, была бы возможность — подполз еще ближе, чтобы послушать, о чем они читают!

Женя даже не дрогнула, медленно отняла руку и внезапно глянула с той неприкрытой завлекающей полуулыбкой, которая уже бесила Рассохина.

— Подглядывать и подслушивать нехорошо! — и кокетливо погрозила пальчиком. — Даже если вы — начальник.

— Да я и не подглядывал! — неожиданно миролюбиво воскликнул тот и воззрился на отроковицу с интересом. — Придется вам, сударыня, поскучать в одиночестве. Некоторое время…

— Это почему?

— Отрока вашего забираю!

— Я боюсь одна! Говорят, здесь живут погорельцы.

— Навещу вас, — пообещал тот. — Но могу и охрану выставить!

— Нет, лучше вы навестите! — призывно засмеялась она.

— Рассоха, у тебя лоток с собой? — Гузь, завернув полу куртки, утер вспотевшее лицо.

Эта фамильярность Гузя говорила о том, что ему сейчас что-то срочно потребовалось от Стаса.

— С собой, — обронил он, сдерживая гнев.

— Тогда выручай! Бери и пошли со мной.

— Куда?

— Золото мыть!

— У вас драга[23] работает, — умышленно односложно, без всякого выражения проговорил он. — А я уволен.

Гусь захлопал крыльями и загоготал:

— Рассоха, будь человеком! Ну, я погорячился… Начальство летит! А вы… а ты тут как на пляже. Обнажились и загораете! Я с вертолета видел!.. Хочешь, так еще сто лет работай! Я же тебя не гнал… В общем, хватай лоток и вперед, на мины. Промывку запустить не могут эти охламоны! Все нас торопили, а сами!.. Будем картину изображать, для телевидения. Лотками намоем и на коврики насыплем. А то хотели уж бронзы напилить и опилок насыпать. Надо же сделать вид!.. Ну, а что иначе? Второй раз первый секретарь обкома не полетит и корреспондентов не привезет. Знаешь, сколько сил было приложено, чтоб его заманить? Короче, у нас в запасе три часа! А твоя уважаемая… наша уважаемая практикантка пока… будет поддерживать огонь. Чтоб не погас, как и положено…

Последние слова были с намеком, но у Рассохина шевельнулась в груди предательская надежда, напрочь затмившая интуицию и предчувствие. Он ничего Гузю и ответить не успел, а как-то враз все ему простил, даже легкое заигрывание с отроковицей.

— Иди, — подвигла Женя, глядя преданно. — И возвращайся скорее.

Он прочитывал в ее словах совсем другое и воспринимал ее зовущее обещание как естественное, ожидаемое, неотвратимое и одновременно щемящее и грустное, ибо грядущая ночь должна была стать прощальной. Но если он пойдет, то Гузь, конечно же, выбросит заявление и оставит в отряде.

— Иди, Стас, — подстегнула его надежды отроковица. — Я никого не боюсь, это шутка…

— Заводи мотор! — Гусь вразвалку двинул к лодке. — С утра набегался — ноги отваливаются…

Рассохин подождал, когда он удалится, склонился к уху практикантки и прошептал:

— Не нужно строить начальству глазки.

Она все понимала, но тут же вывернулась:

— Это я его умышленно! Люблю заводить таких жлобов! А ты что подумал?..

— Мне это не нравится!

— Я ради тебя, — зашептала Женя. — Ты ведь не хочешь уезжать, правда? И мучаешься…

— И ради меня не надо!

— Послушай, милый! — громко и вызывающе засмеялась она. — Ты что, муж мне?.. Какой ревнивец! Ну точно как Виталий!

— Какой еще Виталий?

— Мой супруг! Между прочим, я замужем.

Еще секунда, и все бы кончилось. Рассохин уже чуял накатывающую волну гнева, но отроковица вдруг приподнялась на цыпочки, поцеловала в губы и шепнула:

— Жду тебя, мой Отелло… Беги!

Стас прихватил полевую сумку, лоток и побежал заводить мотор.