Очаровательная блудница

Приискатели уже настроили оборудование, выкусив ковшами шмат берега, и ждали команды – до Дня Победы оставалось трое суток. Пока бульдозеры срезали легкий, супесчанистый грунт, Рассохин с Женей сходили на драгу, где начальник в кожанке и с маузером на ремешке, увидев Женю, вдруг стал суетливым, даже угодливым, лично провел экскурсию, а потом еще стал потчевать завтраком в своей каюте буксира. И тут Рассохин узрел, как отроковица улыбается загадочно и переглядывается с начальником, ничуть не пряча своего завлекающего взора! Это как-то вмиг сначала поразило, а потом озлило Стаса, и пища в рот не полезла, поэтому он курил, пока Женя на пару с хозяином драги завтракала жареной в яйцах нельмой.

Когда они вернулись на участок, отроковица как ни в чем не бывало вдруг сняла очки, глянула на Стаса, прищурив все еще лукавые глаза.

– Зачем ты уезжаешь? Тебя здесь уважают…

– Я тут лишний, – обидчиво бросил он.

– Ты как-то неправильно все понимаешь, – попыталась оправдаться отроковица. – Ну какой ты лишний? Что придумал-то? Обидели тебя?

Его подмывало сейчас же, немедля и за три минуты рассказать, как его уважают – про отношение к нему начальства, неполученные премии, про пьющего с горя Юрку Зауэрвайна, про кражу монографии, но вовремя спохватился. Получилось бы – жалуется и признается, что уезжает от обиды и тоски, как в песне. А на самом деле он ехал за туманом, хотел туда, где не ступала нога геолога – в середине семидесятых об этом еще мечтали…

Рассохин колебался, Женя смотрела участливо и с любовью.

– Я подумаю. У меня есть время…

Она должна была услышать: «Ты мне нравишься, хочу быть с тобой».

И наверное, услышала, поскольку сразу же надела очки и спрятала глаза.

Именно в этот миг Стас почувствовал – сегодня должно случиться еще что-то очень важное, что повернет поток его жизни в новое русло, в прорву, и все будет иначе. А ее вольности с другими мужчинами можно не замечать или сразу прощать…

Что-то сегодня случится!

Примерно такое же предощущение было у него, когда они с Юркой Зауэрвайном протолкались мелководным безымянным притоком на это место и отшлиховали первую пробу…

Неужто еще раз поцелует богиня Удача?

Бульдозеристы были опытными, аккуратными, но жадными; они спали и видели себя с самородком в руках, поэтому, заметив подозрительный камень, вывалившийся из грунта, останавливались и бежали смотреть, невзирая на выступавшую из грунта воду и грязь. Подтрунивали друг над другом, однако же чем ближе был золотоносный горизонт, тем ярче в их глазах разгорался лихорадочный желтоватый блеск. К обеду они вскрыли россыпь, пока что узкой полосой, и Рассохин набрал мелкого галечника в лоток, отмыл до черного шлиха, который ссыпал в банку из-под сгущенки и отдал Жене.

– Это тебе, на память. Только никому не показывай, а то увидит охрана – отнимут.

А хотел сказать: «На обручальное колечко».

Она услышала, потому что, сняв очки, долго рассматривала черный песок с мелкими желтыми крупинками и вдруг сказала:

– На колечко не хватит! Разве что сделать его из тоненькой проволоки…

В это время бульдозерная лопата и вывалила из грунта странный валун слишком правильной геометрической формы, напоминающей бочку, и довольно легкий. Он катился впереди вала, наматывал на себя липкий суглинок, и еще бы минута – оказался зарытым, впечатанным во влажный земляной бурт вскрыши. Рассохин махнул рукой трактористу и, подбежав, откатил валун в сторону.

– Да это чурка какая-то! – крикнул тот из кабины.

– Сам ты чурка!

– Ну тогда самородок! Не забудь поделиться!

Захохотал и дал газу.

Стас отчистил геологическим молотком торец – черная, просмоленная древесина, слегка уже подопревшая от времени – натуральная бочка эдак литров на полтораста, деревянные обручи…

– Если бы мы нашли ее на Кавказе, – сказала Женя, – была бы с вином…

– В Сибири будет с золотом, – пообещал он и стал закатывать бочку на отвал. – Или с соболями… А скорее – вовсе пустая!

– Почему?

– Да легкая вроде…

– Не-ет, это чей-то клад! – засмеялась практикантка. – Мы клад нашли! Ура! Даже без волшебной ветки!

– Какой ветки?

– Ну той, которой ежиха вызволяет ежат! С ней же еще клады можно искать. Все открывается!

Рассохин закатил бочку на сухой и песчаный верх отвала, поставил на торец и обушком молотка разрубил первый обруч.

– Стой! – вдруг встрепенулась отроковица и схватила его за руки. – Надо загадать желание! Когда открывают клады, обязательно загадывают. И оно сбывается! Мы же сейчас прикасаемся к мистической тайне!

– А как загадывать? – спросил он.

– Ну, например, ты про себя говоришь, – стала учить, не отпуская рук. – Если в кладе то, что ты очень хочешь, о чем мечтал, то пусть мое желание сбудется! А если мура какая-нибудь, значит, нет.

– Какая мура?

– Что-нибудь ненужное тебе, ерунда всякая!

– А какое желание загадать?

– Это ты уж сам придумай, не маленький!

– Ладно, я загадал, – сказал Рассохин. – А ты?

– Разбивай!

Он разрубил второй обруч, затем третий – а их оказалось шесть, – бочка как-то по-человечески охнула, клепки у торца разошлись, и крышка провисла вниз. Женя дышала у самого уха, сгорая от любопытства.