Очаровательная проказница

О Господи, это всего лишь украшения. И всего лишь Мерсер. Нужно радоваться. У Мерсера полно денег, и чем счастливее он будет с Клер, тем легче будет жизнь для всех них. Но когда Доналдсон вернулся, Зоэ все еще стояла у окна и грызла ноготь большого пальца, а ведь когда-то она частенько бранила Федру за эту ужасную привычку.

Зоэ опустила руку и повернулась к дворецкому, изобразив улыбку.

— Повезло?

— О да. — Доналдсон показал сапожный молоток. — А теперь посмотрим, что можно сделать с каблуком.

Случайное стечение обстоятельств ошеломляет. Через час, когда Зоэ одевалась к обеду, в дверь властно постучали. У Зоэ мгновенно мелькнула мысль о Мерсере, и постыдное ожидание клубочком свернулось в душе.

— Я открою, мисс. — Труди, положив расческу, направилась к двери. — О! Добрый вечер, милорд.

Зоэ удивленно повернулась, когда в комнату вошел другой маркиз с красной коробочкой в руке.

— Ах, ты надела мое любимое платье, — сказал ее отец, его глаза тепло засветились. — Красный шелк идет тебе, милая.

— Папа! — Зоэ, вскочив, обняла его. — Что случилось?

Он пожал массивными плечами, странный, неуверенный жест для мужчины столь крупного и столь уверенного в себе.

— Разве мне нужна причина, чтобы побыть наедине с дочерью?

Зоэ рассмеялась и потянула его к кровати.

— Нет, — беспечно ответила она. — Но осмелюсь сказать, причина у тебя есть.

Отец сел рядом с ней. Труди, осторожно отошла. Рэннок вздохнул и посмотрел на коробку.

— Прости, милая. Здесь какая-то путаница. Не могу понять какая.

— Что ты имеешь в виду, папа? Снова пожатие плеч.

— В этом доме непростая атмосфера, — пробормотал он. — Поведение молодого Роберта оставляет желать лучшего. Но и все мы немного виноваты, правда? Я был упрям, а ты… ты такая, какой я тебя вырастил. Я только желаю… Мне жаль, что до этого дошло.

Зоэ положила ладони на его руку.

— Папа, во-первых, это не так, а во-вторых, вина в этом только моя и ничья больше, — сказала она. — И ты хорошо меня вырастил. Ты дал мне все, а я… иногда я думаю, что не дала тебе ничего, кроме неприятностей.

— Никогда так не говори. — Рэннок почти умоляюще смотрел на нее. — Но все ли будет в порядке, милая? — прошептал он. — Скажи мне. Ты же знаешь, я не вынесу, если ты будешь несчастна.

Зоэ хотелось увильнуть, вопрос был так похож на тот, какой она задала Робину недавно. Вместо этого она заставила себя улыбнуться.

— Все будет в порядке, папа, — ответила она, поклявшись в душе, что добьется этого.

Да, она будет хорошей женой. Она накрепко запрет фантазии о брате Робина и остановит дрожь, которая всякий раз охватывает ее при виде его прикрытых глаз и ленивой улыбки. Силой воли, а этим Зоэ печально славилась, она победит ужасную тоску по прикосновениям Мерсера.

— Я обещаю, папа. — Она легко поцеловала его в щеку, чтобы он не заметил навернувшиеся на ее глаза слезы. — Я это сделаю.

Уголки его губ приподнялись в редкой улыбке.

— Я рад, милая, — сказал он. — А я думал… но, кажется, я неправильно понял, да? Послушай, любимая, у нас с мамой кое-что для тебя есть. Мы хотели вручить это на твоей помолвке, но…

Но ее помолвка не была поводом для праздника!

Ее отцу не нужно говорить это вслух. И это… гм, своего рода задабривание. Он положил красную шкатулку ей на колени.

Зоэ коснулась кожаной крышки и почувствовала тепло руки отца. Как долго и как крепко он держал коробку, можно только догадываться. Ей вдруг захотелось плакать, она сама не знала почему.

— Что это? — выговорила она, глядя на шкатулку.

— Открой, милая, — прошептал отец.

Зоэ ногтем большого пальца нажала на золотой замочек, осторожно подняла крышку… И задохнулась. Ожерелье из кроваво-красных рубинов подмигивало ей, каждый камень в филигранной золотой оправе, точно так же, как камни в парюре виконтессы. И хотя в коробке было только ожерелье, по весу и красоте оно не уступало украшениям Клер.

— Ой, папа, какое красивое, — выдохнула она.

— Я знал, что тебе понравится, — сказал Рэннок, хотя по его тону было ясно, что он совсем в этом не уверен. — Ты всегда была сорокой и любила яркие вещицы. И мне всегда это нравилось.

Слезы снова навернулись на глаза, и Зоэ снова отогнала их. Именно в этот день отец подарил ей такую вещь!

— Наверное, я для этого ожерелья немного мелковата, — смутилась она со слабой улыбкой. — Но оно мне ужасно нравится. Папа, я буду всегда им дорожить. Ты хочешь, чтобы я надела его сегодня вечером?

— Оно слишком элегантное для приватного обеда в провинции, — признал Рэннок. — Но мы с мамой все равно хотим, чтобы ты его надела. Ведь мы любим тебя, Зоэ, и больше всего на свете хотим, чтобы ты была счастлива в браке.

— Спасибо, папа.

— Между прочим, оно не новое, — пробормотал он, проведя пальцем по пламенеющим камням. — Оно принадлежало моей матери.

— О! — Зоэ, опустив глаза, смаргивала слезы. — Тогда оно должно перейти к Эви.

— Нет, милая, Эви для него слишком светлая, — сказал отец. — Она, как и я, хочет, чтобы ожерелье стало твоим. Красный — твой цвет. Оно на тебе будет прекрасно смотреться.