Очень далекий Тартесс

- Довольно, Тордул! Голубое серебро - святыня Тартесса, а народу нужна святыня. Сядь и слушай. Завтра за час до восхода твои люди должны накопиться у западных ворот крепости. Пробирайтесь не по дороге, а левее, где густой кустарник, только без шума, чтобы на сторожевых башнях не услышали. Завтра большая кошачья охота, и многие блистательные отправятся туда со стражниками; именно такого дня я и дожидался. Ты со своими людьми ворвешься во дворец и схватишь Аргантония…

- Я своими руками убью его! - закричал Тордул.

- Пошлешь по городу верных людей кричать на царство Эхиара, а про Аргантония пусть кричат… сам знаешь что.

Тордул нетерпеливо дернул ногой.

- А Эхиар?

- Мои люди доставят его в город. Ты встретишь его с надлежащим почетом.

- За это не беспокойся! - восторженно вскричал Тордул.

- Я еще не кончил. Когда вы ворветесь в крепость, направь часть людей к дворцу своего родителя. Пусть они сомнут его стражу, а его самого возьмут под надежную охрану.

- Это я сделаю, - ответил Тордул, помолчав. - Но… что с ним будет дальше?

- Посмотрим. Думаю, что его государственная мудрость пригодится Тартессу и в дальнейшем.

Они поговорили еще немного, обсудив подробности предстоящего переворота, а затем юный мятежник покинул канатную мастерскую купца Эзула: он торопился к своим людям.

Эзул проводил его за ворота, посмотрел вслед и вернулся в каморку. Отломил кусок лепешки, сунул в редкозубую щель под вислыми усами, пожевал, исподлобья взглянул на верховного казначея.

- А что, светозарный Миликон, если этот сумасшедший и впрямь захватит власть и провозгласит царем этого… Эхиара?

- В Тартессе будет править наместник Карфагена, - сказал Миликон, поднимаясь. - Только Карфаген может покончить с царствованием Аргантония. А мы, - он дернул Эзула за бородку, - мы дадим для этого Карфагену оружие из черной бронзы. Надрубал терпеливо поджидает в Столбах нашего греческого гостя.

Эзул довольно засмеялся, с бороды его посыпались крошки.

- То-то обрадуется греческий простофиля, - сказал он, - и оружие увезет и старого дружка Падрубала повидает. Хи-хи-хи, придется бедным фокейцам с персами палками воевать…

- Так вот кто бунтарь - Тордул. На чего он, собственно, хочет? Возвращения порядков, которые были в старину?

- Ну, допустим. А что?

- Да знаете ли, идеализация прошлого более подходит старикам. Наверное, это чисто возрастное. Представляю себе старика неандертальца - он обкалывает новый каменный топор и ворчит: «Разве это кремень, вот раньше кремни были…» А какой-нибудь наш потомок, дожив до преклонных лет, будет брюзжать, сидя перед объемным, цветным, стереофоническим, воспроизводящим запахи телевизором: «Вот раньше, говорят, передачи были…» Я что хочу сказать: ваш Тордул молод, ему пристало вперед смотреть, а не назад.

- Так-то так, но ведь он не мог ничего знать о неотвратимости исторического прогресса. Тордул мог почерпнуть представления о справедливости только из прошлого.

- Позвольте, а восстания рабов? Спартак, по-вашему, тоже оглядывался на прошлое?

- Но Тордул не вожак рабов. Он хочет, в сущности, дворцового переворота.

- Зря, зря. Парня с таким горячим бунтарским характером следовало бы поставить во главе восстания, которое…

- Дорогой читатель, очень просим: не торопитесь.

ГЛАВА 10 На кошачью охоту

- Не нравится мне это, Горгий, - сказал кормчий и сплюнул в грязную воду между судном и причалом. - Томили нас, томили, а теперь - кха! Давай в восточную гавань, выгружай наждак, бери черную бронзу и убирайся в море…

- Что тебе не нравится, Неокл? - рассеянно отозвался Горгий. - Чего хотели, то и получаем.

Они сидели на корме под жарким солнцем Тартесса, полуголые, распаренные. Из-за мешков, сваленных возле мачты, доносились стук костей о палубу, ленивая матросская перебранка.

- Эй, Лепрей, довольно трясти!

- Все равно больше двух шестерок не выкинешь.

- Мое дело. Сколько хочу, столько и трясу.

Покатились кости, раздался взрыв хохота.