Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Сердце Мира (СИ)

Рэя откладывала по одному в сторону исписанные листки.

— Птичий язык, — пробормотала она недовольно. — Каждое слово понятно, но вместе — абракадабра!

— Дай посмотреть, — Исман погрузился в записи. — Расчёты и система заклинаний. Похоже, что под нами есть огромная полость…

— Под нами дворец, — сказал Иорвет. — Какие-то залы могли остаться незасыпанными.

— Именно так, — подтвердил Исман и замолчал, переворачивая листы. — Они… Как бы вам сказать по-простому? Сцеживают энергию из своего лагеря в три резервуара, один из которых под нами. Причём делают это даже сейчас. Вероятно поэтому двум весьма заурядным чародеям удалось вызвать песчаную сколопендру — им было достаточно лишь освободить силу.

— Бессмысленное чудовище, — усмехнулся Иорвет.

— Они рассчитывали напугать простых погонщиков и добились цели, — веско сказал Исман.

— Заговор! Вот что тут происходит, — Рэя подняла разлинованный листок с другим почерком. — Тут даже подпись есть — Мавла…

Мы с Иорветом переглянулись — это имя упоминал в пещере-ловушке Умут, говоря о каком-то своём амбициозном недоброжелателе.

— В Чистом Братстве не всё спокойно, — она хохотнула и зачитала: — «Братья, наша цель близка. Дракона видели неподалёку. Три построения работают, сила покидает Оплот. Продолжаем исполнять обряды Рассвета и Заката, покуда не будет дан сигнал. Время аз-Занджани проходит, приходит наше». Они видели дракона! Значит, Виллентретенмерт всё ещё где-то здесь.

— А он говорил про обряд Заката, — я показала на труп пленника. — И ковёр.

Иорвет поднялся от костра и, захватив свечу, пошёл к ящикам. Я увязалась за ним. Мне хотелось быть рядом и хотелось, чёрт возьми, узнать, что это такое было во время боя. Иорвет же вёл себя так, будто ничего и не было. Откинув крышки сундуков, он принялся вытряхивать содержимое на песок. Похоже, что чародеи планировали провести под куполом не один день — мы нашли склад провизии и дров, бурдюки с водой, посуду, запас одеял. В другом сундуке нашлись поблескивающие латунью чародейские приборы, поверх которых лежали два свёрнутых в рулон коврика. Медальон мгновенно среагировал на них.

— Знак Солнца, — ахнул Исман, когда мы расстелили коврики около костра.

На каждом их них был вышит золотыми нитями рисунок — змеи, клубком сплетённые вокруг руны, такой же, как в центре треугольника.

— Во время захода солнца он должен был быть на нём… — догадался Исман.

— Надо было сказать человеческим языком, — буркнула Рэя. — Пойдём, закопаем его и того, второго.

Она поднялась, посмотрела на меня и внезапно многозначительно зашевелила бровями. Хлопнула Исмана по плечу, подняла за ноги и потащила тело чародея к выходу. Мы остались с Иорветом вдвоём. Я подкинула в костёр обрубок ветки, кора затрещала, разбрызгивая смолу, и по чёрному куполу заплясали отблески огня. Мы снова молчали, молчали долго, будто в мире не было ничего интереснее, чем горящий костёр, и в какой-то момент я испугалась, что сейчас вернутся Рэя с Исманом, и редкий момент наедине будет упущен.

— Иорвет… — начала я.

— Яна… — сказал он одновременно со мной.

Мы глядели друг на друга мгновение, вокруг была темнота и только мы, в неверном свете пламени. Иорвет опустил взгляд.

— Забудь, что я сделал и сказал сегодня. Просто забудь.

ПУСТЫНЯ КОРАТ. Живительная какпопала

— Нет, — ответила я.

— Тебе так нравится говорить мне «нет»? — он криво усмехнулся и посмотрел исподлобья.

— Нет! Иорвет…

— Нет. Не говори ничего, от слов только хуже. В крепости я сказал, что мне нечего сказать тебе. Теперь есть, — он встал, прошёлся взад-вперёд, и по куполу заскользила его тень.

Сел опять у костра. Помолчал, а потом заговорил медленно, отстранённо.

— Не так давно я и мои эльфы жили с одной целью — протянуть хотя бы ещё один день, вырвать его из зубов этого мира. В Вергене всё изменилось. Мы сделали это. И ты. У меня, у скоя'таэлей вдруг появилась жизнь. Просто жизнь… — Иорвет замолк опять, подвинул сапогом в огонь выпавшую ветку. — Я расслабился. Я забыл, что чудес не бывает, что заигрывать с судьбой — дрянная затея. Забыл и о том, что хорошо умею выживать, но не жить. Жизнь даёт надежду, а надежда — обманчивое, опасное чувство. Она заставляет верить в невозможное, заставляет ошибаться. Я ошибся и получил горькую пилюлю из правды… Что же, говорят, что правда лечит. Я был неправ сегодня — всё ещё не хотел поверить в неё до конца. Поэтому прошу — забудь и не говори ничего.

Я до боли закусила губу и еле сдерживалась, чтобы не расплакаться. Было очевидно, что любые попытки оправдаться сделают только хуже. Убедить его могла лишь правда из простых трёх слов, но сказать их было и страшно, и невозможно. Для Иорвета стал горькой пилюлей мой отказ в близости, и он придумал для него своё объяснение, далёкое от истины, однако, если я назову настоящую причину отказа, если признаюсь ему в любви, он убежит от меня, как от чумы. Он предложил мне всё, что мог, моё же признание потребует от него больше, чем он может дать. Оно всё разрушит.