Ниже по реке природа изменилась. Появилось больше лиственных деревьев, трава стала выше и гуще. Тут нам начали попадаться арахноморфы, похожие на переросших пауков-птицеедов. С ними было проще разделаться, так как у них не было такого мощного хитинового панциря, как у эндриаг, но взамен они ловко плевались липкими сгустками паутины. Вторую половину дня я провела в телеге, отрывая застывшую, как клей, паутину от одежды.
На ночлег Эскель выбрал место подальше от реки на сухом уступе. С одной стороны нас прикрывала отвесная стена, с другой склон уходил ступенями вниз. Коня ведьмак выпряг из телеги и завёл к нам наверх, телегу же оставили уступом ниже.
В университете я ходила с друзьями в пешие походы и очень любила этот момент — когда дневной маршрут пройден, хозяйственные дела сделаны, и можно просто сидеть и смотреть на блики пламени и переливающиеся угли. Мы с Эскелем погрели мясо, я насадила хлеб на прутик и поджаривала на костре. К ночи температура упала ниже ноля, жаром огня жгло лицо, а спина мёрзла от холода. Эскель вздохнул и сложил второй костёр, между которыми я и улеглась, завернувшись в одеяло. Сам ведьмак остался медитировать.
На следующий день Гвинлех катил свои воды плавно и степенно, будто забыв, что с десяток вёрст назад шаловливо бурлил на порогах и обрушивался с уступов. Ближе к полудню стали встречаться первые путники. В основном это были охотники, которые так же, как и мы, направлялись на субботний рынок в Износки. Они не были склонны к разговорам, сдержанно кивали Эскелю, украдкой и с любопытством поглядывали на меня. Возможно, мой вид и правда был необычен для женщины — в полной защите, с двумя мечами и арбалетом за спиной. Но я вспоминала игру в третьего Ведьмака и Цири и старалась держаться так же уверенно, как и она.
К вечеру мы добрались до Износок. В деревне горели костры, из труб ладных, крытых камышом изб валил дым. Жители на улицах, судя по всему, готовились к празднику.
— Что происходит? — допытывалась я у Эскеля.
— Покров. Сегодня водят последние хороводы. Работы на земле окончены, начинается зимний сезон.
— Надеюсь, в гостинице будут места.
В единственной корчме, по совместительству и гостинице, осталась всего одна комната. Хозяин объяснил, что на праздник и на ярмарку съезжаются все окрестные сёла. Мы распрягли Василька и перетаскали в комнату мешки из телеги.
— Пойдём ужинать, заодно и узнаем, что в мире делается.
В душной корчме стоял дым коромыслом. Одинокий скрипач наяривал на скрипке, несколько пар в танце отбивали ритм каблуками. В углу шлёпали картами игроки в гвинт. Мощный мужик бандитского вида с четырьмя кружками пива, с которых капала пена, остановился у нашего стола.
— Пиво, милсдари… и милсдарыни, — осклабился он, — из еды сегодня только свиное колено, капуста и драники.
Эскель кивнул. Мужик грохнул о стол парой кружек.
— Всё будем, — Эскель щелчком подкинул монету, которую здоровяк ловко поймал.
— Благодарствую.
От пива и тепла меня разморило. Эскель же поднялся из-за стола и растворился в толпе. Мне не удалось спокойно уединиться со своим пивом — по соседству расселась развесёлая компания, и вскоре раздались слова, от которых девушки закатывают глаза в любом из миров:
— Девушка, а чтой-то ты такая грустная? Иди к нам, развеселим!
Мельком я оценила обстановку — четверо парней, может быть местные. Продолжила тянуть пиво, делая вид, что страдаю глухотой, и размышляла о том, что в драке я ещё не участвовала и очень не хочется начинать.
— Девушка, эй, девушка! — крики соседей стали громче.
Один из храбрецов вылез из-за стола, покачнулся и, подбадриваемый товарищами, перелез через лавку напротив меня.
Я сделала самое кислое лицо из возможных. В жизни я и так была счастливым обладателем того типа лица, которое в расслабленном и безмятежном состоянии кажется окружающим презрительным или недовольным. А уж с кислой миной шансы охладить пыл были стопроцентными. Однако, я не приняла в расчёт свой новый юный возраст и то, что за окном стояло средневековье, а не двадцать первый век. Тут поднятой бровью не отделаешься. Отсутствие интереса со стороны молоденькой девушки лишь раззадорило молодцев, и вот уже я слушала: «Ты чо?», «Смотрите, какая сухариха выискалась!», «Наш Идзек, значит, мордой не вышел?». Я вздохнула.
— Милый, шёл бы ты отсюда, пока мужик мой не вернулся, — наклонилась я к самодовольно лыбящемуся напротив Идзеку. — Ой, уже поздно!
К столу подошёл Эскель во всей своей красе, в куртке с шипами и с мечами за спиной. Бедный Идзек запутался в лавке и упал бы, если бы его не подхватили под мышки товарищи.
— Всё в порядке? — Эскель сел.
Весьма кстати нам в тот же момент подали еду.
— Теперь уже да. Приставалы.
Эскель резко обернулся в сторону соседей, но тех уже и след простыл.
— Узнал что-нибудь интересное?
— М-м, что? Да. Хенсельт потерял долину Понтара после неудачного штурма Вергена и вроде как успокоился, но это мы и так знаем из письма Геральта. Но народ не верит в мирную передышку — ходят слухи, что чёрные готовятся к третьей войне.