Очень дорого сердцу (СИ)

Надувной матрас удалось найти в одном из спортивных магазинов, далее последовала покупка подушек и постельного белья. По дороге домой напугала Демида зычным рыком своего голодного живота. Ужинали в какой-то забегаловке, потому что ни у кого из нас не было сил искать что-то приличное. Последний бросок до ближайшего к дому на Победе универсаму, в котором нашлось первое необходимое для моей квартиры: простенький электрический чайник, стакан для зубных щёток и сами щётки, полотенца… Душ решили принимать вместе, потому что, во-первых, не могли определиться с очерёдностью, уступая друг другу, а во-вторых, думали, что второй, уснёт раньше, чем дождётся своей очереди. Только мы не взяли в расчёт, что раздеться догола и просто помыться у нас не получится. Поэтому в ванне мы задержались дольше, чем планировали, к нашему обоюдному удовольствию. А вот необходимость надуть матрас, о котором мы совсем забыли, выбила из Демида протяжный сон, я же вместо поддержки могла лишь истерически хохотать. За каких-то пятнадцать минут справились и с этим. Зато теперь можно было блаженно вытянуть все свои конечности, которые неимоверно гудели после такого насыщенного дня. Матрас противился, мерзко скрипел от любого телодвижения, так и норовил выползти из-под простыни, в считанные секунды сбивая её в гармошку. Устроились, улеглись угомонились. В квартире было всё ещё было жарко, но очень хотелось прижиматься к Демиду, чувствовать тепло его кожи. Взяла за руку, переплетая наши пальцы, уткнулась лбом в его плечо — и уже лучше.

— Расскажешь? — вдруг попросил он.

— Что? — не поняла я.

— Что хочешь. Что считаешь нужным.

А я не хотела сейчас серьёзных разговоров, просто не было сил, но понимала, что для Демида это важно.

— Я люблю малину и оранжевый цвет. Люблю запах новых книг и изюма. Хотела бы вырасти ещё сантиметра на три… Люблю лето. Но валяться в снегу тоже люблю. Люблю читать. А мой любимый фильм — «Пятый элемент»… — Замолчала, подумала с минуту, и снова заговорила: — Люблю как ты называешь меня Аленький. Люблю целовать твою родинку, с левой стороны, на ребре. Люблю блеск твоих серебристых глаз, когда ты смотришь на меня. Люблю смотреть, как ты запрокидываешь голову, когда смеёшься… — Мерное дыхание мужчины рядом со мной подсказало, что он уснул, и тогда я решилась: — А ещё мне кажется… да нет, уверена, что люблю тебя…

Глава 9

О таком я даже не смела мечтать: засыпать и просыпаться в собственной квартире рядом с любимым мужчиной, готовить ему завтрак, пока он бреется, провожать до двери квартиры, целовать в пороге с пожеланием «удачного дня». Даже тот факт, что встать для этого пришлось в половине шестого утра, нисколько не напрягал. Это, чёрт возьми, очень приятно, когда тебя в такую рань будит не будильник, а возбуждённый мужчина.

— Извини, что так рано, — Демид, закончив свои утренние омовения, обнял меня со спины, пока я зевая разливала по чашкам свежезаваренный чай, — просто мне перед работой домой придётся заехать, переодеться.

Я развернулась, взяла его лицо в ладони:

— Разве это проблема? Провожу тебя и снова спать завалюсь — хорошо быть безработной! Проблема в том, что ты уже с утра похож на панду. — Я постаралась разгладить тёмные круги под глазами Демида пальцами, но это мало помогло. — Тебе нужно отдохнуть.

— Доживу до выходных и отосплюсь.

— Ещё два дня! А сегодня что тебе мешает?

— Ты здесь останешься? — спрашивает, а глаза уже блестят в предвкушении моего утвердительного ответа.

— Не знаю ещё, — честно призналась, а потом строго добаила: — но, в любом случае, для тебя — я сегодня занята! Отсыпайся дома, а вот на выходных…

— Я тебя понял, — он улыбнулся и крепко поцеловал.

Вот почему так: всего лишь поцелуй, а мне уже хотелось отбросить все «нет» и просить его остаться, прижиматься к его телу, чувствуя под руками только гладкость его кожи и упругость мышц, а не тонкий хлопок рубашки? Демид прочувствовал моё просыпающееся желание, распознал его в лёгкой дрожи моего тела, в настойчивости языка, в жадности губ. Я знала, что моя отзывчивость, плохо поддающаяся контролю пылкость, нравятся ему, он сам сказал, что ему просто сносит голову от того, как я легко завожусь. Кому-то всё-таки пришлось оставаться в этой ситуации разумным, и сегодня это я:

— Дём, на работу опоздаешь, — говорила, а сама, по инерции, всё ещё продолжала оглаживать его спину.

— Рядом с тобой — наверняка. — Он прижался лбом к моему лбу, на несколько секунд закрыл глаза, видимо, стараясь успокоиться, и вдруг запел: — …Когда ты робко меня целуешь, малыш, ты меня волнуешь, но не могу, не могу, извини не могу[1]…

Я прыснул от смеха, потому что петь — это явно не его (ну, хоть один изъян у идеального мужчины нашла), и, пользуясь моментом, вывернулась из объятий, подвинула к Демиду изрядно остывшую чашку с чаем и бутерброды с остатками мясного ассорти:

— Извини за скудный завтрак, но какой есть.