Очень древнее Зло

Она больше не похожа на человека. Вот совершенно. Тьма. И другая в её руках. Два клубка, две тени, переплетшиеся друг с другом.

— Какой он? — собственный голос звучит издалека, он — эхо, которое тьма подхватывает, повторяя на все лады. Не со зла. Просто… такая вот она.

Игривая.

— Мир, — уточняет Брунгильда, осознав, что вопрос её может быть не понят. — Какой он, ваш мир?

— Не знаю… не помню…

— Я помню, — отзывается другой, мертвый голос. — Точнее не совсем я… и я не помнила, но он кипит. Небо красное. Очень красное. Солнце злое. И когда оно восходит, то прячутся все…

Дорога в кромешной тьме, что пролегла между мирами?

И вправду, что может быть проще…

К солнцу, столь яростному, что плавит камни и заставляет кипеть железо. Ей ли, Брунгильде, не рассказывали сказки о таких вот железных реках да горах алмазных, что упираются в кипящее облаками небо.

— Дожди случаются. Их приносят ветра, и тогда даже пески прогибаются под тяжестью ударов…

Демоница сидела, держа на коленях голову того, кто был мертв.

Брунгильда знает.

Ей случалось видеть мертвецов. Но сейчас не время для жалости, да и сочувствие будет лишним. Нет, она… просто откроет дорогу.

Туда, где солнце белое, а небеса алые. Где рассветы пахнут свежепролитой кровью, где выживает сильнейший…

И тьма дрогнула, раскрывая объятья.

И кто-то рядом, совсем рядом, вздохнул. Даже, кажется, сказал что-то…

— Прорыв, — это слово Брунгильда различила. И даже, кажется, поняла, что оно значит. То, что у нее не получится удержаться на краю. Что скорлупа разбита и не только здесь. Что два мира связали, кровью, болью, плотью и силой. И что теперь эта сила застыла, готовая хлынуть на них.

И… и что мир и вправду погибнет.

Не из-за демонов. Из-за слишком самоуверенных людей, которые решили, что у них что-то да получится. Вот ведь…

Бестолочь.

— Закрывай! — крик пробился сквозь рев песчаной бури, что поднималась по-над темной пустыней. И стеклянно поблескивали где-то вдали вершины гор. — Брун…

— Я не могу!

Сила… силы было много. А потом не стало. Она ушла, поглощенная тьмой межмирья, став платой за открытие врат.

А чем платить, чтобы они закрылись?

По спине пополз пот.

— Яр!

— Что?

— Щит ставь!

— Я не умею!

— Научись!

— Когда?

— Послезавтра! — рявкнула Мудрослава. — Или ты щитом эту дырку перекроешь, или… буря поднималась. Кружилась. И опадала пеплом да пламенем. Она вздымала волны песка, одну за другой. И те обрушивались, летели, но пока не долетали.

— Щит…

В какой-то момент он возник. Яркий. Переливающийся всеми цветами радуги.

— Ох… охренеть! — выдавил государь всей Вироссы.

И Вироссу стало немного жаль. Нельзя же так безответственно к героическим деяниям относиться. Брунгильда бы сказала вслух.

Если бы могла говорить.

Но она не могла. А потому просто смотрела сквозь затягивающееся льдом, остывающее окно щита. И когда все закончилось…

Когда все…

Закончилось ли?

Буря налетела внезапно. И приближение её Аш-Нассер ощутила слишком поздно. Она только и успела, что зарыться поглубже в остывающий песок и сжаться, обернуть себя крыльями.

Не поможет.

Вот первый удар ветра сорвал песчаное одеяло, чтобы им же ударить, наотмашь, проламывая энергетический кокон. А песок, такой жесткий, прошелся по крыльям, сдирая кожу.

Аш-Нассер закричала.

Но крик её утонул в реве ветра. Она прижалась к каменной подложке, кляня себя за леность. Надо было уходить на ночевку к пещерам. Но показалось, что далеко.

И небо было ясным.

Глупая.

Глупые не живут долго. Ветер взвыл, готовый вцепиться в добычу. А потом вдруг повернул, закручиваясь воронкой перехода. Дрожали черные нити, впиваясь в небо, словно желая сшить его воедино с землей. И Аш-Нассер даже подалась вперед.

Вот треснула ткань мира.

Вот… тьма была упоительно прохладной, да и потоки силы, устремившиеся из разлома, залечили раны. Аш-Нассер заворчала, не смея поверить в удачу.

Так не бывает…

И все же так было. Проход раскрывался пред нею, маня силой. Такой чистой. Такой… иной… недоступной. Но вот она рядом.

И Аш-Нассер решилась. Шаг. И еще один. Тело стремительно вбирало эту силу, меняясь, усложняясь.

Укрепляясь.

Аш-Нассер распахнула крылья навстречу потоку. И сделала глубокий вдох. А потом и глупость: не стоит закрывать глаза, даже когда буря почти улеглась.

И пустыня тиха.

Не стоит закрывать глаза…

Она не уловила движения, такого легкого, такого… почти как ветер. И только голова, отделившись от тела, покатилась по песку.

— Тебе нужно поесть, матушка, — молодой демон щурился. Ноздри крупного его носа то раздувались, то смыкались. Кожа его еще не обрела плотность, да и тьма, её окутывавшая легкою дымкой, рисовала свои узоры, будто колеблясь, чем же одарить новорожденного.

Он поднял тело.

И тряхнул его.

И повторил.

— Тебе нужно поесть.

Та, к которой он обращался, казалась слишком хрупкой, чтобы выжить в этом мире. Она стояла, разглядывая небо, и пару лун, что крались друг за другом. Но вот она отряхнула оцепенение.

Обернулась.

И полупрозрачным пологом распахнулись за спиной её крылья.

— Да, дорогой, — сказала она. — Хотя, конечно… но ничего, начнем с малого.