Очень древнее Зло

И расползается белесыми обрывками, которые просачиваются в камень.

Сквозь камень.

— Хотел вам сказать, — рядом оказывается степняк. Другой. Брат Теттенике, которая… которая повисла на Светозарном. Она что-то говорила, запрокидывая голову, вглядываясь в лицо. — Это… не моя сестра.

— Уверены?

— Нет. Боюсь, здесь я ни в чем не могу быть уверен.

Еще пять шагов.

Сквозь туман. И он приходит в движение. На поземку похоже. Зима в горах начинается именно с поземки. Мелкий белый снег, колючий, ледяной, сыплется из низких туч. А ветер подхватывает его, кружит, рассыпает на горных тропах, чтобы поднять сотней белоснежных змей.

— Моя сестра никогда не стала бы вести себя так.

— Как?

Смех Теттенике заставил туман заволноваться.

— Недостойно. Ко всему мне казалось, что у нее на сердце другой.

Тот ли, который со шрамом? Ричард не удивился бы.

Он и не удивился. Даже обрадовался. Если на сердце другой, то отказ не обидит. Ему бы не хотелось никого обижать.

— Я… не стал бы спорить с выбором сестры, — степняк тоже глядел на туман, на тонкие ленты его, что потянулись вслед за Легионерами, спеша прикоснуться к черным доспехам. И отпасть, и снова подняться, собраться из полупрозрачных клочьев.

Что же это…

— Но кем бы ни была эта женщина — она не моя сестра.

— Возможно.

Середина площади. И Легионеры кажутся такими… маленькими? Ненастоящими? Здешним расстояниям не стоит верить… а где-то с другого края доносится крик, полный боли.

Он заставляет степняка вздрогнуть. Смуглая рука сжимает рукоять сабли. А сам степняк пригибается, словно перед прыжком.

Легионеры…

Туман добрался до колен.

А они идут.

Шаг за шагом. Шаг… еще немного и они окажутся на границе статуй. Еще… шаг. И Ричард считает их про себя. А туман в какой-то момент теряет интерес. Ленты, что дотянулись почти до груди, сползают, да и сам он уходит в камень. Почти.

И пробирается к краю.

Встает.

Лепит…

— Мама, — выдыхает степняк.

— Нет, — Ричард на всякий случай положил руку на плечо человека. — Это не ваша мать. Вам кажется.

— Понимаю, но… проклятье! Это будет сложно.

— Может, — брат Янош кривится, и кажется, что он того и гляди разрыдается. — Может, опять споем?

…споем, споем, споем…

Площадь вдруг оживает. И туман поднимается, одну за другой вылепляя плотные фигуры. Люди… люди и снова люди! Сколько их здесь…

Смех.

Крик. То ли боль, то ли радость, не разобрать.

Белые одежды. Алые одежды. Одежды, расшитые золотом и драгоценными камнями. Высокие прически. Паланкины, поставленные на плечи обнаженных рабов, но и темные их кожи расписаны узорами. Всадник, что спешился, но коня не отпустил. Так и увяз на краю многоцветной, многоглазой, многорукой толпы, что смотрела на Ричарда из глубины времен.

— Что за…

— Слава императору, — глухо произносит Лассар, кулаком касаясь груди. И звук от прикосновения металла к металлу разнесся над площадью ударом колокола.

И опустился на колено человек в белой тоге, склонил голову, увенчанную венком из золотых ветвей. И хрупкая дева в алом платье с лицом, укрытым маской.

И та, что стояла за ней.

За ними.

Люди вставали на колени, один за другим. И это было безумием. Но оно отозвалось единым криком:

— Слава! Императору! Слава!

Глава 31 О том, что все дороги куда-то да ведут

«Сказала она тогда молодцу так: «Вот клубочек тебе, возьми его, брось на дорогу. Он покатится, а ты следом пойдешь. И выведет он тебя к мосту через реку огненную. За нею увидишь три горы — железную, серебряную и хрустальную, а уж на вершине и встанет дворец костяной, в котором и обретается тот, кого ты ищешь». Взял молодец клубочек зачарованный, поклонился, благодаря за ласку, а после вытащил меч свой и зарубил проклятую ведьму. Ибо крепким было слово его, аки и клятва, коия велела зло изничтожать»

Сказ об украденной невесте и королевском сыне, благословенном богами на великие подвиги.

Мы шли.

И шли.

И… и в общем, ничего-то интересного. Помнится, еще в студенческие времена случилось мне бродить по историческим развалинам, в рамках, так сказать, добровольно-обязательной экскурсии. Нет, ничего не скажу, экскурсия и вправду была интересной.

Развалины впечатляли.

Но это потому что я настоящих не видела. Местные… утомили. У меня гудели ноги, чесался обломанный рог, внушая противные мысли о собственном несовершенстве.

А если не отрастет?