Еще хотелось плакать. Ну или убить кого-нибудь. Последнее желание было на диво острым, но я его подавила.
Зевнула.
Села.
Рассвет.
Наверное, рассвет в горах — это красиво. Но это если горы нормальные. И вообще. Здешние поднимались к небесам темными тушами, меж которых расползалось сизое марево. На побелевшем небе таяла последняя звезда.
— Я сон видела, — сказала Теттенике.
— Про то, что мы все умрем?
Неожиданностей от её снов я не ждала.
— Сначала да, — она тоже зевнула и потянулась. — А потом маму.
На маму, наверное, смотреть приятнее.
— И как…
— Она красивая. Была. Очень. И… знаешь, я теперь многое вижу, хотя не очень понимаю. Если я вижу будущее, то это одно. А прошлое? Оно настоящее или нет?
— Наверное, зависит от восприятия.
Надо вставать.
И дорога видна, старая, древняя даже. Туман впереди, расщелина, а за нею — город. Тот, в который мне нельзя, но и не пойти я не могу.
— Может, и так… я видела, как они познакомились. Мама и отец. Она гуляла… её редко выпускали на прогулку. Но там особый случай. Они ждали гостей. Но не отца. Маме выбрали жениха, то есть… не совсем. Её бы не отдали замуж, — Теттенике потерла глаза. — Странно все. Там казалось таким правильным. Единственно возможным. Город…
Я поднялась и подала руку.
— Оказывается, дар… он у нее был слабый, а я вот… — Теттенике осторожно коснулась пальцев и встала. — Ехать надо.
Ну да.
А то еще подвиг без нас совершат. Или умрут. Тоже без нас. Последнее почему-то было особенно обидным.
Драссар сам подошел, вздохнул и, глядя на меня, покачал тяжелой головой.
— Мне кажется, — поделилась я опасениями, а не опасаться огромной тварюки было бы неразумным, — Я ему не нравлюсь.
— Конечно. Ты же демон.
Ну да, можно подумать, я выбирала.
Теттенике погладила жеребца.
— А я уже и не боюсь. Почти. Меньше, чем раньше… знаешь, брат говорил, что мне не обязательно замуж выходить, что мир велик, что я могу найти в нем место. И я думала, что он действительно велик.
— А разве не так?
— Ты просто не видела. Тьма… не важно, какой он, большой или маленький, она весь поглотит.
— Тогда поехали, — я опять зевнула. И сумку подняла. Где-то в ней было сушеное мясо, и хлеб. И еще что-то. — Пока не начала.
И мы поехали.
Нет, не сразу, потому что… хватило мелких насущных дел. Но все-таки собрались быстро. И драссар, пусть косился на меня недобро, но не делал попыток сбросить. Спасибо ему за это.
Я сидела на широченной спине коня.
И думала.
Думала…
Я тоже ведь видела сон.
Красивый.
Я в белом платье, том, из свадебного каталога, что попался как-то в руки, то ли в парикмахерской, то ли еще где. Главное, места не помню, а вот каталог — очень даже. И то, что страницы были мятыми, одна даже надорванная, и что пахло от него химической ванилью. И… многое иное.
А еще помню платья.
И тоску, потому что платья были воздушными и волшебными, а я — обыденной.
Но во сне на мне было это вот платье. Воздушное. Волшебное. Такое, которое сидит именно так, будто для меня сшито. Длинные перчатки.
Фата.
И букет в руках.
Храм.
Молчаливый и торжественный. Ожидание… оно тянулось, тянулось. Я была одна, в том храме, и стояла, ждала его. А он все не шел и не шел. И в какой-то момент я поняла, что меня бросили.
Понимание было острым. И боль.
И…
Тоже кошмар, если подумать. Или не кошмар, а предупреждение? О том, что не стоит строить планов? И вовсе не потому, что мир поглотит тьма. А потому что… потому что кто я? И кто Ричард? И… любовь? Мы знаем друг друга пару недель. Какая любовь?!
Просто… обстоятельства.
Проблемы.
Проблемы всегда сближают, это вам любой психолог скажет. И в журналах то же пишут. А еще мы одиноки, оба. Вот и… приняли симпатию за нечто большее.
Вообще, конечно, странновато сидеть и думать о таком, когда мир на краю гибели, и когда вправду того и гляди все умрем. Но не думать не выходит.
Женская душа — дело такое.
Ей только дай повод пострадать.
А сизая хмарь, окружавшая нас, развеивалась. И в ней-то, в пустой, проступали все те же горы, только какие-то более обыкновенные, что ли? Камни громоздились на камни, поднимаясь выше и выше. Иногда сквозь них пробивалась сизая трава или тонкие штыки деревьев.
Мертвых.
И дорога была мертвой. И… и город. Он появился как-то вдруг, будто пелена сползла, выставляя на свет божий ломаные колонны. Колонны стояли некогда вдоль дороги и, наверное, это было красиво, а может, и смысл какой тайный имелся. Но теперь от них остались куски. Дальше дорога уходила вниз, и колонны сменялись развалинами домов.
А еще дальше, за ними, в лучах предрассветного солнца, белел сам Проклятый город.
— Дошли, — тихо сказала Теттенике. И голос у нее был обреченный. — А умирать-то как не хочется.
— Кому хочется. Постараемся выжить. Как-нибудь.
Как-нибудь…
Странно, что страха не было. Того, глубинного, который сковывает по рукам и ногам, мешая дышать, думать, делать хоть что-то.
А ведь она видела.
Снова.
Или это все-таки был сон? Про город-то нет. Город существовал. Там, в Степях… надо будет отцу рассказать. И остальным тоже. Поверят ли?
Добрые ахху.