Очень хочется жить

- Опять ты, Чернов, дурак, как по нотам! - неодобрительно одернул его Прокофий Чертыханов. - Солдат ты ничего, при большой нужде и за настоящего сойдешь, и сноровка с фашистом управляться налицо, а вот соображений в тебе, или, проще сказать, тактичности, - с воробьиный нос. Не больше. Ты о могилке сказал бы мне. Я бы тебе ответил: сперва я вобью осиновый кол в могилу Гитлера, потом с победой вернусь домой, наживусь вдоволь, потом тебя, дружка любезного, черта носатого, провожу в царствие небесное, а потом уж и сам лягу, окруженный не меньше как полсотней внуков…

- Вот это стратегический план! - воскликнул сержант Сычугов. - Пятилеток на двадцать рассчитан. Ну, перспектива!..

- Вот вам и перспектива! - На круглом, кирпичного цвета лице Чертыханова сияла плутовская ухмылка, неуклюжие пальцы ловко сворачивали из газетной бумаги громадную цигарку. - А ты - могилка!.. - не отставал он от Чернова. - Суздальцев - поэт. Ему без мечты нельзя. Он мечтает о победе, как о самой что ни на есть раскрасавице. И пускай мечтает, пускай надеется, пускай верит. Кто верит, тот и поженится, как по нотам…

- Суздальцев о красавице мечтает, а женится на ней другой. Вот это наверняка будет, как по нотам… - Чернов подполз к Чертыханову, прошептал, указывая на меня глазами - Разузнай-ка у лейтенанта, в какую сторону мы лыжи навострим…

Чертыханов строго выпрямился и осуждающе покачал головой.

- Очень у тебя длинный нос, Чернов, вот и суешь ты его куда надо и куда не надо! Поубавить бы его не мешало…

Ребята рассмеялись. Чернов отодвинулся обиженный, проворчал с презрением:

- Эх, кирпич ты несуразный! Ступа неповоротливая! Жмот!..

- А ты разбежался: сейчас я тебе все тайны выложу, нанизывай на свой длинный нос…

Чертыханов умолк: по дороге шла такая же, как наша, группа человек в пятьдесят, организованно, сбитно, - тоже, должно быть, остатки роты… Командир, поговорив с генералом, побежал к майору Языкову.

Мы с политруком Щукиным сидели в нескольких шагах от своих бойцов и рассматривали карту: в составе только что сколоченного из разрозненных групп батальона нам предстояло пройти двенадцать километров в южном направлении. Задача - обеспечить переправу наших войск через Днепр.

7

К переправе рота прибыла ночью. Последние четыре километра мы двигались навстречу бесконечным эшелонам наших войск, уходящих на восток. Это были кадровые части, которые долго и успешно могли бы защищать оборонительные рубежи, но которые в силу создавшегося положения на всем фронте должны были отступить.

В сумраке, насквозь пропитанном все той же удушливой пылью, проходили люди, тянулись обозы, сердито ревели моторы тягачей, тащивших мертвые стволы пушек, на ощупь ползли, пересыпая пыль, буксуя, грузовики с потушенными фарами… Каждая ночь являлась расцвеченная кровавыми пятнами пожарищ - где-то, близко или далеко, что-то горело. Словно взорвалась плотина, прочно преграждавшая путь огню, и он, как после долгого заточения, выплеснулся на свободу, радостно завихрился по земле, заметался, наслаждаясь своей разрушительной и непокорной силой. Ненасытно, играючи, пожирал он все, что долго, с любовью, не жалея труда, свивал, строил, растил человек: очаги, запасы хлебов, школы; опаленные жаром, свертывались и чернели еще дедами взращенные плодоносящие сады… На багровом фоне зарев молчаливая и печальная процессия людей, подвод и машин казалась темной и страшной - не люди, а тени…

На мосту царило беспорядочное смешение голосов, топота ног по скрипучему настилу, шума работающих моторов; сквозь этот гул прорывалась вдруг матерная ругань, нетерпеливые, хлещущие автомобильные сигналы и визжащее, точно предсмертное, конское ржание. Движение по мосту оборвалось. Шаткие деревянные перила гнулись и трещали; людской поток, скатываясь с того берега, напирал все сильнее. Робкий лучик фонарика, скользнув по длинному стволу пушки, осветил высунувшегося из кабины шофера с перекошенным от ярости и нетерпения лицом, оскаленную морду лошади - ездовой удилами рвал ей рот, - прокрался по каскам столпившихся красноармейцев и упал вниз.

На помосте судорожно билась, пытаясь встать, упавшая лошадь: в настиле была сломана доска, лошадь угодила в пролом передней ногой, а повозка рухнула двумя колесами, накренилась набок, прочно закупорив дорогу. Напиравшие сзади кричали и ругались.

- Выпрягай свою клячу! Прочь с дороги! - Бойцы пытались сбросить повозку в реку. Но тяжелогруженый воз накрепко врезался в настил. Ездовой ошалело орал на лошадь и в бессильном и растерянном озлоблении бил ее вожжами. Человек с фонариком оттолкнул его.

- Опомнись! Хочешь ноги коню сломать? - Слабый луч фонарика опять скользнул по лицам бойцов. - Видите, встать не может. Надо поднять. Ну, живо! - Люди, неохотно повинуясь команде, окружили лошадь, нагнулись.