Очень мужская работа

Очень осторожно и очень медленно Клубин вытащил из кармана гайку и катнул её мимо Лёши Лёшевича. Гайка прокатилась, как родная, легко подскакивая на неровностях, мимо руки Тополя, покружилась на месте, словно кот, укладывающийся спать, помедлив, упала с ребра на бок. У «сортиров» зыбкая, разряженная граница рядом с разрывом. Но сейчас, с двух-то ходил насытилась, разрядилась. Кого тащить? У начальника не должно возникать дурацких вопросов. Дело надо делать. Клубин на четвереньках подобрался к левой, тополевской руке сталкеров, крепко-накрепко взялся за её запястье, оскалился, напрягся и попятился, волоча двухголовое тело за собой. Сколько тащить? Метров десять… Стоп! Какие десять метров, куда — десять метров?! Он выпустил запястье (теперь ноги Тополя и Комбата были вровень со шлемом Лёши Лёшевича), вытащил ещё одну гайку, повернулся, опять же на коленях, опять же кругом, борьба нанайских мальчиков в партере, и бросил гайку по шоссе. Закусив губу, следил, как гайка летит, как падает, как катится. Как родная. Да, десять метров. Он схватил Тополя и Комбата уже за плечи, свитер сержанта Кондратьевой из Мегиона натянулся, голые же руки (чёрт, Лёшу Лёшевича предупредил, а сам забыл надеть перчатки) голые руки вцепились в шерсть, свитер задрался на двухголовом сталкере, мать его, через дефис трекере, обнажив бледную спину с выступающими позвонками в два ряда с сине-зелёно-розовой татуировкой некоего доисторического перепончатокрылого зубастого существа ниже лопаток. «Стою буквой «зю», главный инспектор «капусты», мировой закулисы, как грядки пропалываю на огороде у деда Коли, а ведь со стены за мной смотрят, смотрят, конечно, смотрят, да не видят, почему молчит Эйч-Мент? А, «сортир» между нами… ну вот, хватит, наверное, всё, нельзя назад, двоих в одном гитика выпустила, за вторым не возвращаются… Кошку бы мне, зацепил бы за кирасу отсюда… а ведь у Лёши же есть кошка в рюкзаке! Я же видел, как он составлял однажды список снаряги, мусолил фломастер!..» Клубин упал на четвереньки, на стекло со лба не капало, струилось, подскочил к Лёше, открыл его рюкзак, вытащил — вот она, прямо сверху! — кошку на мотке шнура, сдал назад, распустил шнур, метнул кошку, раз, второй, с третьего раза попал, зацепил, шнур натянулся, надёжно. Клубин упёрся каблуками, «перетягивание каната», забавлялись по распоряжению боцмана матросы на «Дипстаре», пока ждали погоды, тяжёлая игра, а Лёша идёт не в пример легче, понятно, спецкостюм, цепляться нечему, ну, ещё метр, полметра, хватит, ВЫТАЩИЛ!

Клубин, сам не сознавая зачем, выхватил из кармана третью гайку и, словно гранату преследователям, швырнул её в гитику, а что же там ещё, как не гитика, «сортир», страшная штука, из которой он, Сталкиллер, только что вытащил целых троих. Пошла гаечка подпрыгивать, перескочила через пятно грязи, где лежали Комбат с Тополем, влетела в границу Зоны… и исчезла. А потом появилась. Чуть дальше, чуть левее, увеличенная в размере, немного искажённая, она висела в пространствах и временах «сортира», где и пребывать ей отныне вечно, пока стоит Зона… Тут Клубин, вероятно, на сколько-то секунд потерял сознание. И вот когда он пришёл в себя, только тогда и сообразил, что приветствие Зоны кончилось, видит он хорошо, глаза не режет и заноза из заглазий выскочила, но стекло шлема изнутри заплёвано, и Клубин откинул забрало, снял блок на затылке и сдвинул расслабившиеся пластины шлема назад, уминая их в воротник, и забрало туда же, и на защёлку.

Ветерок коснулся его лица. Клубин выдернул грязными пальцами питьевую насадку из-под подбородка, рванув её так, что едва не с корнем, и в три глотка опустошил досуха двухлитровый термос. У Лёши Лёшевича в рюкзаке есть фляга с бренди. В рюкзаке… когда вытаскивал кошку, вроде бы даже блеснула она… фляга… в рюкзаке… в рюкзаке… Епэбэвээр, епкт, епкт, епкт… Клубин помотал головой, как пьяный. Никаких фляг не надо иногда.

«Иногда проносит, — сказал Вобенака. — Иногда верхом проносит, иногда низом».

Где очки? И, кстати, гдё Лёшин автомат? Как звали боцмана с «Дипстара»?

Лёша и Пушкарёв-Уткин живы ли?

Почему молчит Эйч-Мент?

Вот на этом идиотском вопросе шок Клубина наконец иссяк, и он начал делать всё одновременно и правильно. Без везения, как сталкер.

Опустившись между Лёшей Лёшевичем и Тополем с примкнутым Комбатом на корточки, Клубин совершил осмотр тел.

Лёша был жив, пульс 52, температура 37 и 4, очень низкое давление, зрачок — слабая рефлекторная реакция. В сознание он не приходил, причём SyNAPSE пытался его растормозить самостоятельно — и две порции адреналина выдал, и противостолбнячное, и зачем-то дозу стероидов вколол. Причина такого выбора была непонятна, на электрошок не походило, походило на контузию с сотрясением, если не ушибом мозга. Ведь он вторым проходил, может быть, выскочит и он?.. Клубин утвердил Лёшу на боку, осмотрел его рот, вложил капу, чтобы язык ненароком не запал. В поле он не мог сделать больше, чем уже сделал спецкостюмный компьютер.